Дмитрий Колокольцов - Экспедиция в Хиву в 1873 году. От Джизака до Хивы. Походный дневник полковника Колокольцова

Во время этого же преследования шайки, один урядник так лихо наскакал на туркмена, что, не дав ему опомниться, мигом выхватил у него ружьё из рук. Остальные казаки, в свою очередь, гнались за туркменами, но не могли их настигнуть, так как казачьи лошади, изнурённые походом и лишениями, далеко уступали в быстроте свежим туркменским аргамакам; притом же, барону Аминову было приказано не увлекаться преследованием и не удаляться от лагеря.

После этого маленького эпизода, рассказы о котором несколько рассеяли нашу монотонную бивачную жизнь, остальной день прошёл совершенно спокойно. Ложась спать, мы утешали себя надеждою, что, с небольшим через сутки, к нам вернётся отряд Бардовского и мы, наконец, распрощаемся с Алты-кудуком.

Вчерашняя ночь служила некоторым отдохновением после дневных страданий от страшной духоты и 45° зноя….

С раннего утра начинается жизнь в лагере. Солдатики наши уже забыли о перенесённых ими муках, и идут на работы весело и бодро: в их групах слышится бойкий говор и хохот, перемешанный иногда с тихою русскою песнею, которая как-то особенно многозначительно звучит в этой мёртвой средне-азиятской глуши. Утренняя прохлада, если только можно назвать прохладою одну духоту без убийственного действия солнечных лучей, продолжается недолго; в песчаной пустыне солнце не медлит вступать во все свои права, чтобы расслабляющим образом действовать на организм человека. Но, не смотря на изнурительный жар, работы идут безостановочно; я называю работами продолжение выкачивания воды из колодцев и наливания её в понтоны.

В течение сегодняшнего числа, получено было с нарочным донесение генерала Бардовского, которое немного смутило нас и заставило опасаться, что его отряд не соединится с нами завтра, вследствие происшедшего с ним случая. Дело было так:

Вчера, 6-го числа, на утренней заре, часов около четырех, пикетами генерала Бардовского замечено было приближение неприятеля двумя партиями, каждая, примерно, человек в 200. Начальник отряда не велел даже трубить тревоги, а прямо выстроил отряд и выслал против каждой партии по одному взводу. Вскоре к двум туркменским шайкам присоединилась ещё третья, также [35] человек в 200, а потому, в промежуток между обоими взводами, выдвинут был ещё один, так что из трёх взводов составилась густая цепь, Туркмены, как сказано в донесении, начали очень смело бросаться на цепь, но были отражаемы выстрелами стрелков; видно было как у них падали люди и лошади, и как туркмены живо подхватывали своих убитых и раненых. Наконец, против неприятеля высланы были ракетная батарея и кавалерия; пущенными тремя ракетами вся эта нестройная толпа мгновенно рассеялась, так что кавалерии нашей не удалось ударить на неё сомкнутым строем. Однако казаки, растянувшись сами в длинную линию, пустились преследовать туркмен и гнали их на расстоянии четырех вёрст, по ужасному песку. Дело это, как доносит генерал Бардовский, продолжалось 2 1/2 часа, что более, или менее доказывает упорство туркмен. Пленными было взято два человека, из которых один раненый; убитых туркменских лошадей насчитано до 47, но человеческих трупов не найдено, все, вероятно, были увезены.

Когда подвели пленных, первыми словами их была просьба дать им напиться, так как они уже три дня были без воды, потому что все колодцы в этой страшной степи были заняты нами. В этом и заключалась причина, почему они, зная, что отряд наш разделился, решились так храбро атаковать занимаемые нами колодцы; здесь, следовательно, шла борьба за существование. По словам пленных, нападавшая партия была под начальством известного своей отвагою и злейшего врага русских, киргиза Садыка; беспокоившие же нас прежде партии были не под его начальством. Разстояние от Адам-крылгана до Аму-дарьи, как уверяют туркмены, не более семидесяти вёрст, так что от нашей собственно стоянки, Алты-кудука, остаётся до реки с небольшим сорок вёрст, что было для нас весьма утешительно. Далее, пленные показали, что, не доходя Аму-дарьи, на урочище Уч-чучак, находилось недавно до 4,500 человек хивинского войска. Но когда хан узнал о приближении оренбургского отряда к Кунграду, то одна тысяча была отделена от них и послана на усиление войск, защищающих северную часть ханства, так что собственно нас ожидают только 3,500 человек, готовых дать нам отпор. Мы же ждём лишь прибытия генерала Бардовского, чтобы выбраться из этой песчаной, безводной местности, а там, будь хивинцев хоть 30,000.

С самого раннего утра хотя солнце [36] и подпекало по обыкновению, но дул ветер и довольно свежий. К полудню же погода стала пасмурною, небо покрылось тучами, но без всякого результата: а как мы все жаждали дождя и какое бы это было для нас благодеяние! Как мы жалели, что до сих пор не возвращается отряд генерала Бардовского и мы упускаем такое великолепное время для марша.

Среди дня, наконец, получилось донесение генерала Бардовского, что завтра, 9-го числа, к восьми часам утра, он присоединится к нам с отрядом и приведёт с собою транспорт провианта, которого ждал на Адам-крылгане. После полудня, погода нисколько не изменилась, но ветер стал всё усиливаться и скоро поднялась мятель. Наконец, по старой памяти, хватил такой ураган, что лагерь, палатки, тюки, ружья в козлах и весь люд, всё покрылось песчаным, густым туманом, как будто кисеёю. Не придумаешь выражений, которыми можно было бы достаточно ярко изобразить картину песчаной мятели в степи. Если, как повествуют, караваны бывали засыпаемы грудами песку, и погибали под ними, то этому, по истине, можно верить.

Испечённые ежедневно солнечным жаром, истомлённые духотою, засыпанные песком, мы провели всю ночь среди невообразимого хаоса, лёжа не трогаясь с мест, накрытые кошмами и чем только попало, оставаясь с самого полдня без еды; так как не только невозможно было развести огня или что либо приготовить, но решительно ни за что нельзя было взяться.

Утро 9-го числа было свежее и хотя ветер дул, но урагана не предвещало. Мы встали, обсыпанные песком, которым, в особенности, занесены были глаза, что не мало тревожило меня. Я хотел было умыться, но Семён мой объявил мне, с каким-то особенно решительным тоном: «Нет-с, воля ваша, нельзя; воды потом не хватит». Мог ли я воображать, что мне придётся испытывать когда либо нечто подобное: дрожать из за стакана воды, да ведь какой? которую всякий дворянин у нас принял бы за помои. Я всё-таки велел намочить себе полотенце и отёр глаза.

Чай, который в это утро подали мне с бароном Каульбарсом, был жёлто-бурый и смахивал на какой-то кофе, солёно-кисловатого вкуса. Мы спросили человека, отчего бы это было? Он отвечал, что сегодня, после урагана, вся вода такая, и никак не может отстояться.