Александр Гамов - Непарадные портреты

— До сих пор ходят легенды о пяти миллиардах долларов, которые вы якобы умыкнули...

— Если бы я все назвал, чем я располагаю, да вы бы рыдали здесь!.. Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!..

— А что будет дальше?

— Куда уж еще дальше? И так уж видно, что министр внутренних дел подключился сегодня к сектору экономическому. Ну а чего здесь больно умного, или там заумного, или захитрого, чтобы не додуматься? Да потому что это идет на грани преступности...

Вот мы там все это буровим, я извиняюсь за это слово, Марксом придуманное, этим фантазером... Я проще хочу сказать, чтобы всем было проще и понять, что мы ведь ничего нового не изобретаем... Мы продолжаем то, что мы уже много наделали... Какую бы общественную организацию мы ни создавали — получается КПСС... Я готов и буду объединяться со всеми... Вся страна будет наблюдать этот балаган... Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку.

Когда моя... наша страна в таком состоянии, я буду все делать, я буду все говорить... Кто тебе сказал, что не принимаю? Все принимаю... Если надо выпить водочки, выпью. И спою... Да ладно... А все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберем в одно место.

— Складно вы говорите...

— Ну, Черномырдин говорил не всегда так складно. Ну и что? Зато доходчиво. Сказал — и сразу все понимают. Ну, это мой, может быть, стиль. Может, я не хочу сказать, что самый правильный, но очень понятный и доходчивый. И кто тут меня может заменить? Убью сразу... Извините. В харизме надо родиться!

— Чем-чем, ты говоришь, обшита изнутри парная Черномырдина? — ревниво спросил у меня Бородин, когда прочитал в «Комсомолке» о том, как я ходил с послом в баню.

— Кажется, липой, — растерялся я.

— То-то же! — с гордостью изрек Пал Палыч. — А у меня — апашем. Я же Паша! (Кстати, позже, когда он мне рассказывал о том, как Путин и Лукашенко ходили в баню под Минском, — в красках расписывал, что парная белорусского президента изнутри оформлена специальным материалом, который называется аВова и аСаша. — А.Г.) Эти доски из Африки, накаляются докрасна, но не горят. Приходи, не пожалеешь!

Ну, я и согласился...

И буквально с банного порога понял, почему его парную в Кремле называют «африканской».

Но еще ужаснее были пышущие жаром (видимо, привезенные из Сахары) каменюки над печкой. Госсекретарь Союза России и Белоруссии плеснул на них из ковша — брызги испарялись прямо на лету. Я глянул на термометр: он показывал сто десять градусов.

— Бери шайку, — приказал Бородин. — У нас с тобой в парилку будет три ходки...

— Пал Палыч, мы тут паримся, а в предбаннике по телику опять про Бородина — мол, миллионы прячете за границей....

— Есть такая байка — приходят татаро-монголы к Кремлю и говорят: «Нас — орда!» А русский мужик с Кремлевской стены отвечает: «А нас — рать!» Я тоже говорю, когда такое появляется: «Нас — рать!» Ну вот я такой. Другим журналистам достались хорошие герои, а Гамову — я...

...А познакомился я с этим своим «нехорошим» героем еще тогда, когда он был управляющим делами Президента России. Именно под присмотром Бородина реконструировали Кремль, в том числе и резиденцию главы государства, что в Первом корпусе.

В один из майских дней 1998-го информагентства сообщили: Борис Ельцин решил упразднить свое управление делами. Фактически речь шла об отставке Бородина. О чем я и написал в своем материале «Последний анекдот кремлевского завхоза».

А Ельцин на вертолете как раз возвращался из Завидова. Прочитал мою заметку... И ахнул. Со словами: «Я такой бумаги не подписывал!» Б.Н. тут же попросил соединить его с Бородиным. Якобы из уст президента прозвучала и такая фраза: «Я скорее поувольняю тех, кто задумал расформировать управление делами!»

Но тучи над Пал Палычем продолжали сгущаться, в марте1999-го у него даже начались обыски. А тогда в Москву как раз приехала генпрокурор Швейцарии Карла дель Понте, которая якобы привезла компромат на окружение Ельцина, и, в частности, на Бородина. А в прессе прошла информация, что фирма «Мабетекс», которая участвовала в реконструкции Первого корпуса, сэкономила на кремлевских подрядах 600 миллионов долларов и что будто бы часть этой суммы израсходована на поддержку албанских сепаратистов в Косове.

Я приехал к Бородину, осторожно напомнил ему об этом.

— Это чушь собачья! — отрубил Пал Палыч.

— И все же, — не отставал я, — звучат прозрачные намеки на то, что вы, извините, брали взятки.

— Для того чтобы брать взятки, надо, чтобы кто-нибудь их давал, — рассмеялся Бородин.

— Если вы такой честный, — сказал я ему, — можно тогда заглянуть в ваш сейф?

— Да ради бога!

В сейф я, конечно, заглянул. Он был пуст. На пыльной полке лежали лишь два доллара...

— Забирай их себе, — сказал Бородин.

Что я и сделал...

Когда я убегал тогда от Пал Палыча, он бросил мне вдогонку знаменитую фразу Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя»:

— Коселек, коселек... Какой коселек?!

А в январе 2001-го в биографии моего «нехорошего» героя неожиданно открылась новая страница. Он поехал (по приглашению!) в США на инаугурацию президента Буша-младшего, где был задержан сотрудниками ФБР по требованию Швейцарии (по так называемому делу «Мабетекс») и посажен в Бруклинскую тюрьму.

7 апреля того же года Бородина экстрадировали в Швейцарию, в том же месяце освободили из тюрьмы под залог в 2,9 миллиона долларов.

Впрочем, вернемся снова в баню...

— ...Пал Палыч, а откуда вообще этот образ «Бородина-вора»?

— В Генпрокуратуре считали, что мы все в Кремле разворовали. Если бы, упаси господи, я действительно где-то стянул доску или кирпич — обязательно бы принес в Кремль, на нашу стройку.

— Но все же — не бывает же дыму без огня...

— Понимаешь, какая-то с... Это дело ... мать. Да если бы что-то нашли, да разве б они меня тогда оттуда выпустили? Они получили большие деньги, чтобы мне башку свернуть. Все боялись, что я тайную штуку буду там делать.

— Кто? Американцы?

— Нет, те, что в России хотели быть наследниками.

— Ельцинскими?

— Ну да... Они все боялись, что таким наследником мог я стать. Но я не мог, потому что я такого даже... Я такой мысли не мог себе представить.

— Это могло, да?

— Да...

— А при чем же тогда американцы?