Карл Юнг - Жизнеописание, мировоззрение, цитаты

Во время работы над «Символами…» Юнгу приснился сон, предсказавший, как он считал, его разрыв с Фрейдом. Ему приснилось, что он стоит на границе Австрии со Швейцарией и видит австрийского имперского таможенника. Тот прошел мимо него, не сказав ни слова. Во сне были и другие люди, и кто-то из них сказал, что это призрак таможенного чиновника. Юнг истолковал это так: таможня — это цензура, граница — грань между сознанием и бессознательным, а также его с Фрейдом расхождения. Цензура означает невозможность иметь собственное мнение. Таможенный досмотр — это психоанализ, так как последний тоже проверяет содержимое, только не чемоданов, а психики. А старый таможенник — Фрейд, которому работа приносила больше горечи, чем удовлетворения, отсюда и раздраженное выражение лица.

Наконец, когда Фрейд заговорил о своей теории как о догме, Юнг понял, что не может больше сотрудничать с ним.

Сторонники Фрейда обычно винят в разрыве Юнга, а сторонники Юнга — Фрейда. По-видимому, разрыв этих двух людей был закономерен, потому что они слишком по-разному относились к жизни.

В 1913 году Юнг получает письмо от Фрейда о невозможности дальнейшей совместной работы. Обоим ученым разрыв дался крайне нелегко, ведь между ними существовали отношения, которые сами аналитики называют «переносом». Иными словами, Фрейд видел в Юнге сына, а Юнг во Фрейде — отца. Фрейд чувствовал, что Юнг предал его, а Юнг чувствовал себя покинутым Фрейдом. Юнг уходит со всех постов в Психоаналитической ассоциации, оставляет он и преподавание в Цюрихском университете, мотивируя это тем, что его частная практика слишком разрослась. Вполне возможно, однако, что это был связано с состоянием его здоровья. У Юнга было нервное истощение, начавшееся еще за год до разрыва, когда ему стали сниться яркие катастрофические сны. В этот период ему сильно помогли американские филантропы Эдит и Гарольд Мак-Кормик. Эдит стала клиентом Юнга, а также первым богатым и очень щедрым спонсором.

После разрыва с Фрейдом Юнг оказывается в полной изоляции. Он порывает отношения практически со всеми друзьями и знакомыми. Это критический период для Юнга, продолжавшийся примерно 6 лет, до 1918 года. То было время внутренних колебаний — Юнг чувствовал, что утратил все ориентиры и не может нащупать почву под ногами. Он не стремился к созданию чего-то нового, он обобщал и обдумывал ранние свои открытия.

Долго он не мог придумать название своему методу психоанализа, поставить «личное клеймо». Он колеблется между «комплексной психологией» и «герменевтической психологией» но спустя некоторое время принимает окончательно решение, и рождается название — «аналитическая психология».

Юнг убирает барьер между сознанием и бессознательным и полностью погружается в бессознательное. Его мучают страшные сны и фантазии, в основном о живых мертвецах. Например, он видел трупы в печах крематория, а после оказывалось, что это еще живые люди. Эти сны, хоть и произвели на него страшное впечатление, не помогли избавиться от внутренней неуверенности, даже после их анализа. Тогда Юнг сказал себе: «Раз уж я ничего не знаю, все, что мне остается, — это просто наблюдать за происходящим со мной». Таким образом, он намеренно предоставил свободу своему бессознательному.

Ежедневно после обеда и перед приемом пациентов он строит из камней игрушечную деревню с церковью и замком. Для него это своего рода ритуал, объяснение которому он пока не может найти. В это время существует два Юнга: один — это собранный врач, профессионал, полностью отдающий себя пациентам; а другой погружается в толкование ночных видений и медитирует на берегу озера. Очевидно, это строительство дало выход творческим импульсам, и фантазии хлынули потоком. Их Юнг тщательно записывал.

В октябре, когда он путешествовал в одиночестве, его посетило видение: чудовищный поток, накрывший пространство от Англии до России. Видение продолжалось около часа. Юнг видел море с желтыми волнами, несущее какие-то обломки и бесчисленные трупы. Затем море превратилось в кровь. Спустя две недели видение повторилось, и будто чей-то голос сказал: «Смотри, вот что произойдет». Несколько раз ему снилось, что в разгар лета наступает арктический холод. Юнг решил, что ему угрожает психоз. Мысль о том, что это может быть прорицанием грядущего, даже не приходила ему в голову.

1 августа 1914 года началась Первая мировая война.

Поток фантазий был непрерывным, Юнг стал опасаться того, что не сможет выдержать его чисто физически и надломится. «Во мне поселился некий демон, с самого начала внушавший, что я должен добраться до смысла своих фантазий. Я чувствовал, что некая высшая воля направляла и поддерживала меня в этом разрушительном потоке бессознательного. И она же в итоге дала мне силы выстоять». Этот диалог с бессознательным был для Юнга научным экспериментом, подопытным в котором стал он сам. Фантазии вызывали у Юнга ужас и отвращение, он боялся потерять над собой контроль. Он все время прибегал к йоге и медитации для успокоения нервов. Ему явился образ, назвавшийся Филемоном, с которым Юнг вел долгие воображаемые беседы. Это был старик со связкой ключей в руках и с крыльями за спиной. Окрас его крыльев напоминал зимородка. Интересно, что тогда же Юнг наткнулся в своем саду на мертвого зимородка и был потрясен совпадением: в Цюрихе зимородки попадались нечасто. Для Юнга Филемон был кем-то вроде индийского гуру. Самое главное для Юнга было то, что фантом говорил вещи, которые никогда не пришли бы ему в голову. Лет через пятнадцать Юнга посетил пожилой интеллигентный индус, друг Ганди. Они беседовали в том числе о гуру и учениках. Юнг попросил гостя рассказать о личности и характере его собственного гуру. Гость совершенно серьезно ответил, что это был Чанка-рачара, комментатор «Вед». «Позвольте, — изумился Юнг, — но ведь он умер четыреста лет назад. Следовательно, это был его дух?» — «Разумеется, — ответил гость, — такие духи-призраки существуют. У большинства людей живые гуру, но всегда были люди, у которых наставниками были духи». Этот разговор частично успокоил Юнга. Оказывается, то, что происходило с ним, бывало и с другими людьми, значит, он не окончательно утратил связь с реальностью. Впрочем, «нормально» это было для восточной традиции, но не для христианства, которое подобные переживания рассматривает как ересь.

Опорой в его путешествии в глубь себя Юнгу служили дом и работа. Это были реальные, самоочевидные вещи, которые напоминали Юнгу о его существовании в этом мире. «Погружаясь в бессознательное, я временами чувствовал, что могу сойти с круга. Но я знал, что у меня есть диплом врача и я должен помогать больным, что у меня жена и пятеро детей, что я живу в Кюснах-те на Озерной улице, 228, — все это было той очевидностью, от которой я не мог уйти. Ежедневно я убеждался в том, что на самом деле существую и что я не легкий лист, колеблемый порывами духовных бурь». Юнг боялся, что сойдет с ума так же, как сошел с ума Ницше, сходство с которым он улавливал в себе. У Ницше тоже была личность номер два — Заратустра. Вопреки всем медицинским диагнозам (у Ницше был сифилис) Юнг считал, что Ницше утратил почву под ногами, потому что не имел ничего, кроме собственных мыслей, которые в конце концов завладели им. У него не было корней, он парил над землей и поэтому впадал в крайности. «Семья и работа всегда оставались надежной реальностью моей жизни, гарантией того, что я нормален и действительно существую».