Михаил Калашник - Испытание огнем

В разгар уличного боя в роту поступила листовка, написанная парторгом батальона. В ней говорилось о подвиге командира соседнего взвода лейтенанта Никитина, который в трудный момент заменил выбывшего из строя командира роты. Под командованием Никитина рота отразила три яростные вражеские контратаки. В минуты затишья старший сержант Староверов прочитал листовку бойцам и от себя добавил:

- Будем драться так же смело и мужественно, как наши соседи!

Слова партийного организатора были восприняты как боевой призыв. Теперь пехотинцы ни на шаг не отходили от танков и во взаимодействии с ними выбили противника еще из одного городского квартала.

Комсомольцы стрелковых и артиллерийских подразделений в боях за Шнейдемюль выступили инициаторами борьбы с немецкими "фаустниками". Они проникали к укрытиям, где те располагались в ожидании советских танков, гранатами, а нередко и в рукопашной схватке уничтожали гитлеровцев, если удавалось, захватывали их оружие.

Фаустружьями, или фаустпатронами (их называли по-разному), к тому времени были обильно оснащены все пехотные немецкие части. "Фаусты" представляли собой сильное противотанковое оружие. При отступлении немецких войск в наши руки попало много фаустпатронов. Комсомольцы первыми взялись овладеть этим оружием. Командиры и политработники одобрили полезный почин. Так в полках и батальонах возникли группы истребителей танков, оснащенные трофейными фаустпатронами. Особенно хорошо проявили они себя в уличных боях за Шнейдемюль. Трофейное противотанковое оружие широко использовалось не только для борьбы с вражескими танками, но и для поражения с близкого расстояния укрепленных огневых точек противника. В ходе уличных боев умелое применение фаустпатронов против немецких танков и укреплений активно популяризировалось в листовках-молниях, в беседах агитаторов. О мастерском использовании трофейного оружия писали дивизионные и армейские газеты.

Во время штурма укрепленных зданий города и при выкуривании гитлеровцев из опорных пунктов многое сделали саперы-подрывники. Они часто прокладывали стрелкам, танкистам, артиллеристам путь вперед.

Алексей Ильич Колунов, начальник политотдела 125-го стрелкового корпуса, рассказал мне о таком случае.

Гитлеровцы яростно оборонялись на одной из центральных площадей Шнейдемюля. Укрепившись в большом кирпичном здании, они простреливали площадь многослойным огнем, не давали нашим стрелкам поднять головы. В сложившейся обстановке стрелкам не могли помочь ни танкисты, ни самоходчики, так как с противоположной стороны площади фашисты вели огонь из противотанковых пушек. А между тем овладеть зданием, господствовавшим над значительной частью города, было очень важно для нас. Помочь делу взялись саперы. Молодой коммунист рядовой Г. Грачев и его друг рядовой Т. Коровин, дождавшись темноты, скрытно подползли к зданию и заложили у его основания большое количество взрывчатки. В полночь прогремел мощный взрыв. Значительная часть дома рухнула. Воспользовавшись этим, наши стрелковые подразделения совершили стремительный бросок через площадь, захватили первый этаж, а вскоре полностью очистили здание от гитлеровцев. Над крышей взвился красный флаг. Под утро противник вынужден был оставить площадь...

Уличный бой требует инициативы, дерзости, смекалки. Наши солдаты и офицеры именно так и действовали. Никто не оставался в стороне, не прятался за чужую спину. В этом кровопролитном, ожесточенном и, по существу говоря, первом для нас крупном сражении на немецкой земле советские люди как бы держали боевой экзамен. Каждый коммунист, каждый комсомолец чувствовал всю полноту ответственности за успех боя и стремился быть примером для других.

9 февраля зажатые в кольцо гитлеровцы контратаковали особенно часто и настойчиво, пытаясь вырваться из города. Враг нес огромные потери, лез напролом. Сдержать его было нелегко. В обоюдоострых схватках несли потери и наши части. Один только полк, которым командовал полковник Осыка (60-я стрелковая дивизия), потерял в тот день убитыми и ранеными 108 человек, в том числе 24 коммуниста и 36 комсомольцев. И эти цифры не случайны, ведь коммунисты и комсомольцы были душой боя, сражались на самых ответственных и опасных участках, не жалели ни крови, ни жизни во имя победы.

Бои продолжались с неослабевающим напряжением.

11 февраля войска 129-го стрелкового корпуса генерал-майора М. Б. Анашкина во взаимодействии с частью сил 125-го стрелкового корпуса штурмом овладели городом Дойч-Кроне, расположенным примерно в полусотне километров северо-западнее Шнейдемюля. Это резко ухудшило положение окруженного шнейдемюльского гарнизона. О выходе из кольца теперь не могло быть и речи.

Мне было приказано срочно прибыть на командный пункт к генералу Ф. И. Перхоровичу. Встретил он меня вопросом:

- Как полагаете, Михаил Харитонович, не пора ли нам кончать с вражеским гарнизоном?

- Давно пора, товарищ командующий, да он не поддается. Гитлеровцы, как видно, пока не собираются прекращать сопротивления.

Генерал встал из-за стола, несколько раз прошелся по блиндажу.

- После занятия нами Дойч-Кроне, - сказал он, - для гарнизона Шнейдемюля остается единственный выход - капитулировать.

Надо, пожалуй, еще раз напомнить об этом гитлеровцам. Пусть сегодня же ваши товарищи подготовят и ночью проведут специальную передачу для окруженного гарнизона. Пусть расскажут о разгроме дойч-кроненской группировки. Речь должна идти о безоговорочной капитуляции. Для нас очень важно, чтобы все обошлось без дальнейшего кровопролития.

Как только стемнело, над притихшими полуразрушенными улицами осажденного города зазвучала мелодия Баха. Затем наши товарищи на немецком языке стали разъяснять окруженным, что теперь, когда советскими войсками взят Дойч-Кроне, у шнейдемюльского гарнизона нет никакой надежды на спасение, кроме безоговорочной капитуляции. Плен для каждого немецкого солдата и офицера - жизнь и возвращение после войны на родину, дальнейшее сопротивление - неминуемая гибель.

Пока наши слова адресовались всему гарнизону, немцы молчали. Но стоило диктору приступить к чтению текста письма Военного совета армии, обращенного лично к коменданту, с изложением условий капитуляции, вокруг громкоговорящей установки загрохотали разрывы снарядов и мин. Ответ Ремлингера был более чем красноречивым. Он отказался спасти от гибели тысячи своих соплеменников.

После окончания передачи я обо всем подробно доложил командующему. Он тут же позвонил по ВЧ в штаб фронта. Телефонный разговор продолжался всего две-три минуты. Положив трубку, Франц Иосифович решительно сказал: