Андрей Калиниченко - В небе Балтики

- Не горюй, Жора, все равно я плохо прицелился, - вначале успокоил Сохиев друга. Но вскоре им овладела досада на штурмана. Высота потеряна, линия фронта позади, а бомбы не израсходованы. "Не вести же их домой, подумал летчик. - Еще обвинят в трусости". И тут взяла верх свойственная ему горячность.

- Сейчас я тебя прокачу! Сразу поймешь, что значит забывать об обязанностях в полете! - сказал Сохиев штурману. Развернув машину обратно, он приказал готовить прицельные данные для бомбометания с горизонтального полета.

Кружиться на Пе-2 над линией фронта, да еще на малой высоте, когда вражеские зенитки буквально окатывают самолет огнем, крайне опасно. Но Сохиев без страха пошел на этот риск. В боевом полете редко удается все предусмотреть. И когда какая-либо трудность возникает неожиданно, для преодоления ее требуется полное напряжение мышления, сил и нервов. А времени на осмысливание ситуации и принятие решения уже не остается. Видимо, в таком положении оказался тогда и Сохиев. Когда пикировщик шел над передним краем обороны противника, на него обрушилось море огня.

- Держи скорость триста шестьдесят, высоту восемьсот, - передал штурман.

Летчик и штурман внимательно смотрели вперед по курсу, выискивая минометные и артиллерийские батареи. Они могли, конечно, и неприцельно высыпать бомбы на передний край неприятельской обороны. Все равно какая-либо из них угодила бы в блиндаж или в окоп. Но Сохиев решил ударить только по артбатарее, выполнить именно то боевое задание, которое экипаж получил перед вылетом.

- Вижу огневые позиции артиллерии. Так держать! - скороговоркой выпалил штурман, припав глазами к прицелу.

Летчик точно выдержал установившийся режим полета и вскоре почувствовал, как машина освободилась от смертоносного груза.

- Пошли касатки! - доложил стрелок-радист. До этого он все время молчал, прислушиваясь к разговору летчика и штурмана.

- Есть! Накрыли! - обрадованно воскликнул Мельников. - Разворот вправо! Курс - домой!

А снизу к самолету летели десятки огненных шаров. Летчик снова начал бросать "пешку" то вправо, то влево. Уклоняясь от разрывов, он вскоре вывел машину из этого пекла.

Сохиев, разумеется, мог не повторять атаку. Более того, перед полетом командир предупреждал, что не следует этого делать, но разгоряченный боем летчик забыл обо всем и не смог подчинить свои чувства разуму.

После полета Раков сразу же вызвал Сохиева и Мельникова к себе. Те стояли перед ним, вытянув руки по швам. Хмуро глянув на них, комэск спросил:

- Вы что же, Мельников, не знаете оборудования своего самолета?

Штурман чувствовал, как щеки его заполыхали огнем.

Конечно же, он все хорошо знал и понимал. Но как объяснить командиру допущенную оплошность?

- Скажите, Сохиев, зачем вы пошли на второй заход, о чем думали в полете? - Раков перевел все тот же суровый взгляд на летчика.

Зачем? Как укротить неудержимый порыв ярости, овладевший им, когда он узнал, что бомбы не сброшены? Как согласовать это чувство с сознанием воинского долга?

- Не знаете, о чем сказать? - недовольно переспросил Раков. И тут же сам ответил на поставленный вопрос: - В бою, когда речь идет о жизни и смерти, о том, как одержать победу над врагом, нужно быть расчетливым и спокойным. Неуемная горячность могла бы только погубить вас. К успеху ведет лишь осознанная храбрость. Вы же понимаете?

- Понимаю, - тихо отозвался Сохиев, заметив, как постепенно сошел гнев с лица командира.

Раков был тысячу раз прав. Храбрость должна всегда сочетаться с трезвым расчетом. Горячность нужно уметь подчинять разуму. Сделать это не так просто.

- Хорошо, - устало сказал командир эскадрильи. - Будем считать, что поняли друг друга. А теперь идите отдыхать.

Раков не сомневался в том, что Сохиев никогда не спасует в трудную минуту, не оставит товарища в беде.

А летчик еще долго находился под впечатлением разговора с командиром, напряженно думал, как воспитать в себе выдержку, как подчинить разуму свою горячность. Без этих качеств нельзя воевать и побеждать.

Сохиев менялся буквально на глазах. Вскоре о его успехах рассказала флотская газета. "За несколько дней, - говорилось в заметке, - экипаж младшего лейтенанта Сохиева, штурмана младшего лейтенанта Мельникова и стрелка-радиста Бута совершил шестнадцать успешных боевых вылетов...

Наиболее ценно у молодого командира то, что он тщательно анализирует свои боевые вылеты, извлекает полезные уроки, учится на опыте других. Он и сам серьезно готовится к выполнению каждого задания и требует этого от остальных членов экипажа.

...Защищая город Ленина, сын осетинского народа Сохиев проявил себя как мужественный, не ведающий страха боец. Он обрушил на головы фашистов не один десяток бомб, стал продолжателем лучших традиций балтийских летчиков..."

На командный пункт полка принесли фотоснимки, запечатлевшие результаты последнего вылета на бомбометание.

- Здесь находилась артиллерийская батарея противника, - пояснил начальник штаба Борис Михайлович Смирнов. - Бомбы попали точно в цель. Судя по силе взрыва, в воздух взлетели и ящики с боеприпасами.

Командир полка Михаил Алексеевич Курочкин молча разглядывал снимки. Он был доволен результатами нашей работы, но похвалил довольно скупо, только и сказал:

- Неплохо... - Помолчал немного и спросил: - Кто фотографировал?

- Летчик Калиниченко. Он и бомбил наравне со всеми экипажами.

- Хорошо сделал, молодец! - не сдержал своего восхищения командир. Такие слова от него не часто можно было услышать.

Зазвонил телефон. Курочкин снял трубку. Выслушав чью-то просьбу, он ответил:

- Скоро же вечер, можем не успеть. - Но тут же твердо добавил: - Раз надо - вылетаем.

Положив трубку, командир сказал начальнику штаба:

- Пехотинцы снова просят помочь им. Выпускайте группу Селиванова.

И опять в воздух поднялась восьмерка пикировщиков, возглавляемая заместителем командира полка Г. К. Селивановым. Однако в назначенное время она не возвратилась. Над аэродромом стали сгущаться сумерки.

- Запросите ведущего еще раз, - распорядился Курочкин.

Но Селиванов не ответил на вызов радиста. Командир полка заметно волновался. Ведь большинство экипажей не имело опыта ночных полетов. Кроме того, требовалось заранее подготовить средства для обеспечения посадки. А на аэродроме не было ни одного прожектора.

- Кто улетел с Селивановым? - спросил Курочкин у начальника штаба.

- Молодые летчики второй эскадрильи, - спокойно ответил Смирнов.

Чем больше нервничал командир полка, тем спокойнее становился начальник штаба. За время совместной службы Смирнов хорошо изучил его характер, знал, как вести себя, когда тот выходил из равновесия.