Андрей Калиниченко - В небе Балтики

- Скорее переодевайся, - сказал он, - и выходи на огород работать. Если подойдут немцы, скажу, что ты мой батрак.

Паренек мигом принес потрепанные брюки и старую фуфайку. Сазонов почему-то сразу поверил в искренность этих литовцев. Переодевшись, он взял корзину, лопату и начал копать картошку. Худой, бородатый, в потрепанной одежонке, стрелок-радист выглядел настоящим стариком. Поэтому и не обратили на него внимания проходившие мимо немцы.

Потом Сазонову дали поесть и предложили отдохнуть в сарае. Сначала он, опасаясь предательства, заколебался. Но потом отбросил сомнения. Сазонов рассудил так: если бы хозяин захотел его выдать, он сделал бы это сразу, чтобы не навлечь на себя подозрений. Но литовец не сделал этого, значит верный товарищ.

Трудно сказать, сколько часов проспал Николай. Разбудил его шум мотоцикла во дворе. Затем он услышал разговор на немецком языке. Хозяин дома о чем-то упрашивал оккупанта. Внезапно дверь сарая отворилась, и кто-то начал ворошить сено. Сазонов замер, крепко сжимая холодную рукоятку пистолета. "Если немцы меня обнаружат, буду стрелять, - решил Николай. - Их тут не более двух". Шорох сена вскоре утих, и дверь затворилась. "Пронесло", - подумал Сазонов, облегченно вздохнув.

Вскоре литовец принес стрелку-радисту еду и сказал, что ему больше нельзя здесь оставаться. Немцы вот-вот должны приехать за сеном.

Наспех поев, Сазонов вышел во двор. Ночь стояла тихая, в небе мерцали неяркие звезды. Поблагодарив хозяина за помощь и заботу, Николай расспросил, как ему лучше идти, и тронулся в путь. Всю ночь он шагал по болоту, пробираясь через камыши и заросли. На рассвете, усталый и до нитки промокший, Сазонов сгреб под куст опавшую листву и прилег отдохнуть. Когда проснулся, был уже день. Впереди лежала поляна, а за ней начинался лес. Но он был таким редким, что Николай не решился в него входить. Там могли быть фашисты.

. Около двух часов Сазонов лежал в кустарнике, обдумывая, как лучше выйти из создавшегося положения. Солнце поднялось уже высоко. Внимательно прислушиваясь к различным звукам и шорохам, он вдруг уловил доносившийся издалека знакомый мотив. Сначала он слышался очень слабо, потом, видимо подгоняемый попутным ветром, стал звучать все сильнее. "Боже мой! встрепенулся Николай. - Да это же "катюша"! Это же свои!"

Он вскочил и, прихрамывая, побежал навстречу песне.

- Руки вверх! - остановил его резкий окрик из-за кустов. Перед Сазоновым, словно из-под земли, выросли два солдата с автоматами наперевес. На пилотках у них сверкнули звездочки.

- Братцы! - воскликнул Николай.

- Руки вверх! - послышался в ответ все такой же строгий голос.

Сазонов нехотя поднял над головой грязные ладони и обиженно обронил:

- Свой я, понимаете?

- Там разберемся.

Внешний вид у Сазонова был действительно настораживающе подозрительным. Рваные штаны и рубаха пришлись ему не по росту. Борода отросла, как у старика.

Солдаты быстро обыскали стрелка-радиста, разоружили и повели в штаб. После непродолжительного допроса его направили в медсанбат. Там он и встретился с Мельниковым.

В медсанбате друзьям оказали первую медицинскую помощь.

Потом объявили:

- Поедете в госпиталь.

Как ни просили штурман и стрелок-радист отправить их в родной полк, врачи оставались неумолимыми. Друзей положили в лазарет. Но они не могли примириться с таким решением и ночью сбежали оттуда. Добравшись до ближайшей железнодорожной станции, беглецы .сели на попутный товарняк и вскоре прибыли в полк.

На рассвете, когда летчики еще спали, друзья перешагнули порог родного общежития.

- Ребята! Мельников и Сазонов вернулись!

Эта новость моментально облетела весь полк. Как по тревоге, сбежались люди. Они жали друзьям руки, обнимали их, целовали. Измученные и исхудавшие, Мельников и Сазонов на вопросы отвечали вяло, улыбаясь через силу. Им хотелось спать, только спать.

Больше месяца прошло с тех пор, как мы с Губановым, завершив лечение, вернулись в полк. А в летной столовой и в полковом штабе по-прежнему висели плакаты, посвященные подвигу экипажа гвардии капитана Ю. А. Кожевникова. Их специально не снимали со стен, чтобы молодые летчика запомнили героев своей части.

А Мельников и Сазонов после лечения и отдыха возвратились в родной полк и продолжали воевать. Они совершили еще десятки боевых вылетов на пикирующем бомбардировщике.

Обновленная слава

Несмотря на осень, в Прибалтике удерживалась хорошая погода. Заправленные горючим и снаряженные бомбами самолеты стояли на бетонке в полной готовности, по команды на вылет почему-то не поступало. Было в этом что-то странное. Однако летчики, как ни в чем не бывало, сидели в сторонке курили и балагурили.

- Садись, Ваня, чего стоишь? - дернул за рукав своего друга гвардии старший лейтенант А. П. Аносов.

Иван Шестаков молча курил. Сделав глубокую затяжку, он неторопливо отошел от беспокойного соседа. Обычно веселый и словоохотливый, сегодня Иван сторонился компании.

- У него фурункул вскочил, - выдал его тайну гвардии лейтенант С. М. Сухинин.

- А, вот оно что, - не унимался Аносов. - Значит, сидеть не можешь? Тогда ложись. Лежать лучше, чем сидеть.

Все захохотали. А Аносов вдруг достал из бокового кармана фотокарточку и начал ее рассматривать. Через плечо друга Степан Сухинин тоже взглянул на фото, на котором была молодая девушка в белом платье, с веселыми чуть озорными глазами.

- Красивая. Сколько же ей лет? Как величать?

Все потянулись к Аносову.

- Женей звать. Двадцать лет, - ответил Александр.

- А ты уверен в этом?

- Чудак, с третьего класса знаком.

- А девчонки со второго класса начинают скрывать свой возраст.

Аносов сразу же убрал фотографию в карман. Мы знали, что до войны Саша жил в Ставрополе. Там и осталась его Женя. От нее часто приходили письма, теплые и ласковые, с искренними заверениями, что ждет и верит.

- Такая погода, а не летаем. Ну чего мы ждем? - сказал Аносов, чтобы переменить тему разговора.

- А сам ты не догадываешься? Ждем, пока у Ивана Шестакова фурункул пройдет, - сострил Сухинин.

Все засмеялись.

- Ты лучше расскажи, как тебя на курорт посылали, - вступил в разговор наконец Шестаков.

Сухинин на вечерах самодеятельности частенько выступал с юмористическими рассказами на украинском языке. Все, кто сидел в зале, животы надрывали от смеха.

- Расскажи, Степан. Не ломайся, - начали просить ребята.

Сухинин готов был уже начать свой рассказ, как внезапно, словно из-под земли, появился командир эскадрильи гвардии капитан К. С. Усенко.

- Есть новость. Кончай баланду травить, - сказал он, нарочито подбирая морские выражения. - Всем приготовиться к отъезду в кубрик. Машины сейчас подойдут.