Андрей Калиниченко - В небе Балтики

Заманчивых целей было так много, что глаза разбегались. В составе каравана находились большие транспорты и средние суда, корабли охранения и катера. Всего - около тридцати единиц. Обнаружив нас, гитлеровцы начали рассредоточиваться, чтобы иметь возможность для маневрирования. Но деваться им было некуда: они просматривались как на ладони.

Вражеские зенитки палили с остервенением. Казалось, они простреливали каждый клочок неба. Но "петляковы" настойчиво пробивались к каравану. Они доходили до воображаемой в пространстве точки, ныряли вниз и сбрасывали фугаски.

Охранявший меня "як" вдруг провалился и через несколько мгновений свечой взмыл перед носом моего самолета. По номеру на фюзеляже я узнал, что пилотирует его Павел Бородачев.

- Есть! Накрыли! - крикнул он по радио.

И почти тотчас же воздушный стрелок-радист гвардии сержант Г. Г. Лысенко доложил:

- Над целью "мессершмитты"!

- Смотрите внимательно! - предупредил я его и Губанова.

Два "мессершмитта" атаковали замыкающее звено "петляковых". У самолета А. Ф. Мирошниченко раздробило стабилизатор. Пе-2 стал неуклюже переваливаться с крыла на крыло, затем опустил нос и по крутой спирали пошел к воде. Из-за малой высоты члены его экипажа не смогли воспользоваться парашютами. Так приняли смерть в открытом бою летчик гвардии старший лейтенант А. Ф. Мирошниченко, штурман гвардии лейтенант С. В. Куклин и воздушный стрелок-радист Иванов.

Я не успел до конца проследить за падающим самолетом. Один из "мессершмиттов", воспользовавшись отсутствием наших истребителей, ринулся на меня снизу. Наши "яки" в это время вели бой где-то наверху. Лысенко открыл огонь с дальней дистанции. Но вражеский летчик оказался опытным. Рыская то влево, то вправо, он уклонялся от пулеметных очередей и продолжал сближаться.

- Маневр! - скомандовал Лысенко.

Я нажал правую педаль, и машина заскользила в сторону. По самолету резко хлестнули пули, словно крупные градины по железной крыше. "Мессер" успел дать очередь. Рули поворота стали передвигаться туго.

- Что там с хвостом, Лысенко? - спросил я у стрелка-радиста.

- Поврежден левый киль, - ответил тот через несколько секунд.

Машину тянуло влево, и при помощи рулей невозможно было удержать ее. Я прибавил обороты левому мотору и накренил самолет чуть вправо. Он еле держался в прямолинейном полете. Маневрировать стало нельзя: свалится в штопор. "Как же я уклонюсь от огня, если меня снова атакует "мессер"?" мелькнула в голове тревожная мысль. Но "мессершмитт" больше не появлялся. Его отогнали наши истребители прикрытия.

Наконец показался берег, занимаемый советскими войсками. Оба мотора работали на полную мощность, и все-таки я стал отставать от строя. Поврежденное хвостовое оперение оказывало большое сопротивление. Временами самолет терял равновесие: то клевал носом, то уходил влево. С большим трудом мне удавалось выравнивать его. Меня вдруг охватило чувство неуверенности в благополучном исходе полета. Даже подумал: не лучше ли штурману и стрелку-радисту покинуть машину? И тут же решил, что так будет надежней.

- Миша, Гриша, прыгайте! - приказал я.

Но они почему-то медлили и ничего не отвечали.

- Прыгайте! Не то поздно будет! - повторил я настойчиво.

Наконец Губанов сказал:

- Лучше сажай, я прыгать не стану.

- Я тоже, - ответил стрелок-радист.

После таких ответов у меня словно сил прибавилось. Значит, верят в своего командира. Значит, надо дотянуть до аэродрома и посадить машину во что бы то ни стало.

Невольно вспомнилось, как действовал в аналогичной ситуации гвардии старший лейтенант С. С. Воробьев. Над Либавой его подбили зенитки. Снаряды повредили на самолете бензобак и водосистему. Левый мотор вышел из строя, пилотировать машину было трудно. Воробьев стал отставать от строя и терять высоту. К одной беде вскоре прибавилась другая - подбитый бомбардировщик снизу сзади атаковали четыре "фокке-вульфа". Штурман М. И. Бабкин и стрелок-радист Ю. М. Глуздовский открыли по ним огонь из пулеметов. Фашисты отвернули, но тут же снова ринулись в атаку. У Пе-2 загорелся левый мотор, разрушился левый киль, отлетела часть обшивки плоскости. Положение казалось безвыходным. Однако летчик не потерял самообладания и действовал хладнокровно. Он сбил пламя с мотора, выпустил щитки, уменьшил скорость и продолжал полет. Дотянув до своего аэродрома, Воробьев мастерски посадил машину.

Вспомнив об этом случае, я стал действовать более уверенно и постепенно приноровился к капризам своей машины. Впереди показался аэродром, над которым кружили возвратившиеся с задания самолеты.

- Запроси у стартового командного пункта разрешение на внеочередную посадку, - приказал я воздушному стрелку-радисту.

Вскоре Лысенко доложил, что посадка разрешена.

Я вывел самолет на последнюю прямую и скомандовал штурману: "Шасси!"

Губанов перевел рычаг на "выпуск". Загорелись зеленые лампочки - шасси вышли. Вдруг слева вынырнула "пешка" и, сделав у нас перед носом четвертый разворот, пошла на посадку. Значит, мне уже не сесть. А второй круг машина не сможет одолеть.

- Стреляй красными! - крикнул я штурману.

Со старта нам тоже ответили предупредительными ракетами. Но вот первая "пешка" вдруг прекратила снижение и пошла на второй круг. Я убрал газ. Машину потянуло влево. Немедленно прибавил обороты мотору. Самолет пронесся мимо посадочного "Т" и с небольшим промазом коснулся земли.

- Порядок! - радостно воскликнул Губанов, с напряжением следивший за моими действиями.

На стоянке мы вместе с подошедшими техниками внимательно осмотрели самолет. Хвостовое оперение .было искорежено до неузнаваемости, а в плоскостях зияли десятки дыр. Нас поздравляли. Губанов, Лысенко и я стояли измученные, но счастливые. Я обнял друзей и сказал:

- Спасибо вам. Нас спасла ваша вера в командира.

- Молодец, Калиниченко! - жал мою руку инженер полка В. Т. Бражкин после осмотра машины.

- Какой там молодец, - махнул я рукой. - Смотрите, сколько работы задал вашим ребятам.

- Ничего, дело это для нас привычное, - улыбаясь, ответил инженер-майор. - И как ты только дотянул на таком решете...

Еще раз осмотрев повреждения самолета, Бражкин сказал инженеру эскадрильи Александру Довбне:

- Кили в сборе с рулями поворота на складе есть. Поставим новые.

- Пошли докладывать командиру, - позвал я Губанова и Лысенко.

По дороге нас догнал парторг Восков.

- Ты почему такой мрачный? - не удержался я от вопроса.

Сначала он не ответил и молча продолжал шагать рядом, опустив голову. Потом сказал:

- В эскадрилье Колесникова неприятность: два экипажа не вернулись.

- Какие два? Я видел только, как "мессера" срезали машину Мирошниченко.