Георгий Ушаков - По нехоженой земле

По приближенному расчету, как уже было сказано выше, нам предстояло пройти от 1100 до 1250 километров, из них не менее 700 километров с топографической съемкой и геологическими исследованиями. Для перехода на собаках это солидное расстояние. По опыту минувшего года, мы рассчитывали преодолеть такое расстояние за сорок пять — пятьдесят суток.

Нас не смущали ни расстояние, ни продолжительность похода. Время было выбрано лучшее, какое только мыслимо в высоких широтах Арктики на протяжении всего года. Сильные морозы кончались. Короткие белые ночи подходили к концу, близился полярный день. До летней распутицы еще далеко. Все походное снаряжение и аппаратура тщательно проверены. Впереди, на складе острова Большевик, запасено горючее и корм для собак. Мы, как говорится, в полной спортивной форме. Наша стая собак, хотя и ослабленная, все же вполне работоспособна. В общем можно было уверенно идти вперед.

И все-таки перед нами лежал больше чем тысячекилометровый путь. Большая часть его проходила по морским льдам. Они могли принести немало неприятностей. Метели тоже неизбежны. А всякие непредвиденные случайности могли осложнить путешествие.

Чтобы преодолеть все «плановые» и «внеплановые* препятствия и по возможности избежать опасных неожиданностей, чтобы провести всю намеченную работу при отсутствии перспективы пополнить резко ограниченные силы и материальные ресурсы, надо было готовиться к упорной борьбе со стихией.

И вряд ли еще где-нибудь эта борьба носит более напряженный, а иногда и отчаянный характер, чем в санном полярном походе. Здесь мобилизуются все физические и моральные силы человека, весь его опыт, выдержка, смелость, воля к победе, сознание долга и разумная осторожность. Большой санный поход по льдам всегда в значительной мере рискован. Здесь выполнение плана означает не только проведение в установленный срок намеченной работы, но зачастую представляет еще и борьбу за жизнь самих исследователей.

С уверенностью в победе экспедиция покинула базу и пустилась в далекий путь.

В первый день с полузагруженными санями мы прошли острова Седова и остановились на ночлег возле нашего продовольственного склада. На следующее утро взяли курс через морские льды на мыс Кржижановского.

Теперь, после догрузки собачьего корма, вес моих саней превышал четыреста килограммов, сани Урванцева были легче лишь килограммов на тридцать. В каждой упряжке шло по десять собак, в среднем одна собака тащила от тридцати семи до сорока двух килограммов. Это не было предельной нагрузкой. На каждую собаку можно было нагрузить до пятидесяти — пятидесяти пяти килограммов. Но мы сознательно не допускали этого. Во-первых, продовольственный склад на острове Большевик избавлял нас от такой необходимости; во-вторых, путь предстоял далекий, и надо было беречь силы собак; в-третьих, что самое главное, мы принципиально никогда не загружали собак настолько, чтобы идущий с упряжкой человек не мог при хорошей дороге присесть на сани.

Еще на острове Врангеля я неоднократно проверял целесообразность различной нагрузки собак и пришел тогда к выводу, что предельная загрузка саней собачьим кормом, продовольствием и топливом, рассчитанная на максимальное использование сил животных, создает лишь кажущийся, а отнюдь не действительный эффект. В длительном походе такая загрузка, как правило, приводит к плохим результатам. Лишние десять — пятнадцать килограммов груза на собаку не только замедляют бег животных, но вынуждают людей все время идти пешком рядом с упряжкой. В результате дневные переходы сокращаются настолько, что обусловленный этим расход продуктов сводит на нет весь кажущийся в начале похода выигрыш. Кроме того, предельная нагрузка выматывает силы людей и животных в самом начале похода, тогда как здравый смысл подсказывает необходимость сохранения энергии как раз на вторую половину пути, обычно наиболее трудную в связи с естественным утомлением.

Следует остановиться и на таком вопросе: можно ли допускать, чтобы в санном походе число упряжек превышало количество людей. Должен ответить на это отрицательно. Даже на хорошей дороге, которая не так часто встречается во льдах, человек то и дело вынужден соскакивать с саней, отводить их от очередного заструга, случайной льдины или, наконец, чтобы облегчить сани и помочь собакам выдернуть воз на снежный сугроб. Без этого упряжка, как бы хорошо она ни была натренирована, не сможет продвигаться. И это на хорошей дороге. А что же можно сказать о торошенных льдах? Человек, идущий с передней упряжкой, вынужден останавливать ее, чтобы стронуть с места неуправляемый задний воз, а потом вернуться к своим саням, которые тоже не в состоянии сдвинуться без помощи. А так как препятствия, начиная с маленьких и кончая труднопреодолимыми, встречаются в торосах на каждом шагу, то остановки насчитываются многими сотнями. Они заставляют человека метаться из стороны в сторону, изматывают собак и сильно замедляют передвижение.

Правилом нашей экспедиции являлось следующее: во-первых, человек, участвующий в походе, доля-сен иметь только свою упряжку, сам управлять ею и как хозяин заботиться о собаках; во-вторых, загрузка саней должна быть рассчитана так, чтобы человек при относительно хорошей дороге (без торошенных льдов и при плотном снежном покрове) мог садиться на сани и отдыхать.

Это давало нам возможность при сносных условиях пути делать большие переходы, сохранять свои силы, чтобы в трудные минуты помогать собакам. При всем этом управление гружеными санями и упряжкой в любых условиях — очень тяжелый физический труд, а на плохом пути, даже при умении и большой тренировке ездока, требуется напряжение всех сил.

14 апреля мы сделали 50,2 километра. Весь путь прошли по прямой линии через морские льды. Недавние метели почти целиком занесли мелкие торосы, сильно сгладили крупные и превратили льды в волнистую равнину, что очень облегчило наш путь. Только в семи-восьми километрах от острова Октябрьской Революции мы опять попали в сыпучий, сухой снег и потрудились как следует. Лагерь разбили поздно вечером под стеной глетчера, рядом с мысом Кржижановского.

После отдыха нами овладело странное чувство. Не знаю, чего в нем было больше — любознательности, отсутствия у нас интереса к раз уже пройденным тропам или нетерпеливости. Нам казалось, что мы можем сразу выполнить две задачи: в короткий срок достичь острова Большевик и попутно заглянуть в глубь южной половины острова Октябрьской Революции. Для этого нам надо было покинуть хорошо знакомый морской берег с его прибрежными, легко проходимыми льдами и подняться на ледниковый щит, чтобы, следуя по нему на юг, получить возможность обозреть пространства, лежащие к востоку от щита.