Георгий Ушаков - По нехоженой земле

Весь день удерживалась пасмурная погода. Картина поблекла. Рассеянный свет не давал теней. Ледяные обрывы светились тусклым и холодным зеленовато-голубым светом. Но видимость была вполне удовлетворительной, и это дало нам возможность убедиться в том, что куполообразные возвышенности на противоположном берегу пролива связаны между собой и представляют один большой остров, сплошь покрытый ледниковым щитом. Только на одном небольшом участке этого берега между гигантскими ледяными потоками виднелся кусок обнаженного берега.

Весь переход проделали со съемкой, беспрерывно пеленгуя противоположный берег.

На ночлег остановились под высоким пирамидальным айсбергом. На вершине его укрепили наш флаг. В канун Первого мая нас больше чем когда-либо радовал его шелест.

Наступило Первое мая. Поздравляя в это утро друг друга с праздником, мы словно видели родную Москву и Красную площадь. Здесь, на Северной Земле, мы сознавали себя членами огромного коллектива строителей социализма. И нам хотелось влиться в стройные ряды первомайского шествия. Наша «колонна» была самой маленькой, но полноправной частицей многомиллионной демонстрации трудящихся Советского Союза. Красный флаг мы сняли с высокого айсберга, закрепили его на моих передних санях и двинулись дальше по проливу Красной Армии.

Небо было пасмурным. Юго-западный ветер, слабый с утра, к полудню усилился, начал мести поземку. Дорога была хорошей, обнажения встречались редко. Задерживались мы только на тех точках, где брались очередные азимуты и зарисовывался видимый рельеф. Продвигались быстро.

Наш путь шел по узкой полоске прибрежного ровного льда. Справа от него тянулся угрюмый, засыпанный снегом, сглаженный и низкий берег, а слева возвышались тысячи плотно сдвинувшихся айсбергов, за которыми виднелась голубая стена ледника, обрамляющая неизвестный, покрытый льдом остров.

Не слышно было ни одного звука, кроме легкого посвистывания ветра, поднимавшего поземку, да редкого потрескивания льдов. Мы были здесь единственными нарушителями тишины. Но ощущение праздника по-прежнему владело нами. В шорохе поземки мы как бы слышали шелест шелковых знамен.

Пользуясь отсутствием тумака, мы и в этот день благополучно миновали неразбериху айсбергов и ледяных нагромождений. Сравнительно хорошая видимость позволяла на протяжении всего пути пеленговать противоположный берег пролива. Теперь уже не было никакого сомнения в том, что это берег большого острова, беспрерывно тянущегося на северо-восток.

Около полуночи, на 46-м километре перехода, мы подкатили к громаде мыса Ворошилова. Гигантские скалы его, как и в первый раз, произвели величественное впечатление. Как возбуждает праздник, так и эти скалы радуют и тянут к себе взгляд после низменного, сглаженного, скучного берега. В добавление к этому здесь нас встретили новые звуки и живые существа. На скалах было много птиц. Встревоженные выстрелом, из каменных расселин и с карнизов скал с криками снимались большие стаи чистиков и люриков. Сделав в воздухе несколько кругов, они снова возвращались на скалы и исчезали из виду. Птиц было много, но они или скрывались в неровностях, или сидели так высоко, что рассмотреть их снизу было нельзя. Мы несколько раз поднимали птиц ради одного лишь удовольствия видеть вокруг себя живые существа.

Когда очередной выстрел поднял особенно большую стаю, Журавлев, смотря на нее, начал было: «С ружьем здесь можно...», но остановился. Птицы скрылись на высокой скале. Охотник задумался; «...очень скоро помереть с голоду».— закончил я его фразу. И Журавлев утвердительно кивнул головой. Действительно, добыть сейчас здесь птиц было невозможно. Вот летом — другое дело: на льду появятся озера воды, забереги или разводья, и птицы будут садиться на них для кормежки.

Ветер усиливался. Вблизи скал он уже проносился со свистом. Лед здесь был, как и раньше, точно отполированный. Палатку поставить было негде. Мы гикнули на собак и вместе с ветром пронеслись 6 километров к маленькому островку, где было наше продовольственное депо.

За день прошли 52 километра и на протяжении почти 50 километров засняли оба берега пролива Красной Армии. Это более чем хорошо. Можно бы со спокойной совестью перейти к отдыху. Но ветер все больше и больше разгонял облака. Голубой сектор неба быстро увеличивался. Открылось солнце. Оно-то и отвлекало нас от отдыха. Была надежда, что в 6 часов утра погода позволит провести утренние астрономические наблюдения. И мы решили дождаться этого часа.

Долго сидели за нашим праздничным ужином. Он не отличался ничем особенным, но был сытным, как всегда.

Горячую пищу мы принимаем, как правило, три раза в сутки. Только иногда, из-за погоды или увлекшись хорошей дорогой, отступаем от этого правила — едим перед выходом в путь и по окончании перехода, расположившись на ночлег. Я сознательно не употребляю слов: утром, в полдень, вечером. Солнце светит нам круглые сутки. Чередования наших переходов и отдыха в основном зависят не от наличия света, а от погоды. И хотя мы по инерции и стараемся придерживаться привычного распределения суток, все же нередко завтракаем вечером, а ужинаем утром; спим днем и работаем ночью. Очень часто ужин и обед у нас объединяются.

После пополнения запасов со склада на мысе Серпа и Молота и с учетом продуктов здешнего склада мы теперь располагали полуторамесячным резервом продовольствия. Наш суточный рацион определялся следующими данными:

Наименование продуктов Суточная норма на человека в граммах Калорийность

Галеты пшеничные 300 900

Печенье 30 90

Рис 70 245

Мясные консервы 338 660

Макароны 20 60

Пеммикан 100 390

Масло сливочное 100 760

Сахар 100 410

Молоко в порошке 20 106

Молоко сгущенное 70 540

Шоколад 50 214

Кофе 10 10

Какао 10 40

Овощи сушеные 10 24

Лук сушеный 5 12

Перец 1 -

Клюквенный экстракт 5 -

Соль 10 -

Коньяк 10 -

Чай 10 -

Всего 1269 4461

Таковы цифры. Они маловыразительны. Их необходима расшифровать, чтобы сделать понятными не только объем и питательность наших блюд, но в какой-то степени и их вкус.

Во-первых, о калорийности нашего пайка. Она была несколько ниже, чем обычно принято в полярных экспедициях. Это снижение сделано нами сознательно. Ведь, кроме того, что было на санях, мы рассчитывали еще и на охоту. Если полярной ночью нельзя было сколько-нибудь твердо рассчитывать на добычу медведей, то теперь, весной, мы были уверены в удачливой охоте. И мы нисколько не стесняли себя ни в граммах, ни в калориях, в основном руководствуясь нашим аппетитом, но не суточными нормами. Да, кстати, нормы эти как будто вполне отвечали нашим потребностям.