Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Еще до нашего прибытия Советы намечали атаку на иностранные охранные части, занимавшие этот район. С натянутыми нервами мы лежали в своих заснеженных стрелковых ячейках и ждали, пока на нас вновь опустится темнота. Перед самой полночью мы услышали звуки команд и шумы, которые ни с чем не спутаешь, доносившиеся с русских позиций. Затем раздался топот тяжелых сапог, ступающих по сугробам. Мы застыли в ожидании, пока перед нами открыто не появились смутные фигуры, и «MG-42» рядом со мной открыл огонь длинными, режущими очередями.

В небо полетели ракеты, воздух наполнился взрывами и криками боя. В темноте летели трассирующие пули. С оглушительным грохотом и с безошибочной точностью стали падать среди атакующих снаряды артиллерийской батареи. Враг был отброшен посреди рвущихся снарядов, но перед этим погиб мой друг и командир отделения Герфельдер.

На следующий день противник вновь атаковал и вновь был отбит. На рассвете третьего дня мы все еще цеплялись за свои разбитые позиции. Снова и снова ряды орущих войск противника пытались захватить наши позиции, теперь уже при поддержке минометов и артиллерийских батарей, которые перед каждой атакой обрушивали на нас огневой вал.

Мне требовалось удержать линию фронта длиной 1 километр — и всего лишь с 40 бойцами. На соседнем справа от нас участке фронта зияла брешь длиной 500 метров, которая, как говорили, удерживалась в часы темноты какой-то разведгруппой.

В ночь с 16 на 17 января русские вновь стали проявлять активность. Под прикрытием темноты они окружили деревню слева от нас крупными силами, бесшумно прорвавшись в район, где у нас не было охранения, и ударив по небольшой группе, расположенной в этом секторе. С наших позиций были видны вспышки у дул и взрывы гранат. Примерно через час появился Зепп Штурм, ползя в темноте на четвереньках к нашей позиции. У него было касательное ранение в плечо, и его маскировочная куртка, котелок, фляга и даже шанцевый инструмент были изрешечены пулевыми отверстиями от советских автоматов. В вечерние сумерки русский отряд захватил наш левый фланг, и Зепп прятался в овраге, пока вокруг него трещали пули, изрешетившие его костюм и снаряжение. Он дождался того времени, когда наверняка его уже не увидят, и вернулся к нашим позициям.

Мы усилили сократившийся периметр вокруг бани. Я стоял во тьме в окопе по грудь, когда чуть слева заметил световой сигнал позади остова сгоревшего танка. Свет позади нас помигал несколько секунд, потом примерно минуту его не было, а затем сигнал повторился.

Пока я собирался послать группу и выяснить, что это за сигналы, я заметил в каких-то двадцати шагах от себя примерно 20–30 силуэтов, быстро двигавшихся по направлению к сигналу. Я моментально открыл огонь из автомата по фигурам, теперь смутно выделявшимся на снегу, и на наших позициях поднялась тревога.

Все наши станковые пулеметы были обращены к фронту, и их нельзя было сразу развернуть на диверсантов. Мы открыли огонь из стрелкового оружия и забросали ручными гранатами. Я с трудом различил тлеющий запал русской гранаты, пролетевший мимо меня из темноты, а потом меня поглотило ощущение мягкого падения, и больше я ничего не помнил.

Сознание возвращалось медленно. Кружилась голова, и я не мог ориентироваться. Ноги просто излучали боль, и я чувствовал себя парализованным, неспособным пошевелить никакой из частей тела. Постепенно до меня дошло, что мой комбинезон накинут мне на голову. Когда я вновь попробовал двигаться, каждую частицу тела пронзила боль. Дрожа от холода, я потянулся и сдернул костюм с головы. Ко мне вернулась способность видеть, и я с радостью различил сквозь темноту склонившихся надо мной Зеппа и Юкеля, их знакомые глаза, глядящие из-под четких контуров белоснежных шлемов вермахта. В разгар атаки им удалось вытащить меня из-под прямой линии огня и от русских, рвущихся сквозь снег.

Русские забросали баню бутылками с зажигательной смесью. Опорный пункт слева от нас пал, а в нашем секторе нас осталось лишь десять человек. Когда на горизонте заалел рассвет, к нам подошло подкрепление в виде фельдфебеля в сопровождении 25 солдат, которых к нам послали из силезской дивизии. С помощью этого подкрепления мы вновь заняли правую окраину деревни, в каких-то ста метрах от которой русские удерживали небольшую ложбину, где они могли укрыться и уберечься от огня нашей артиллерии.

Мы атаковали с наступлением сумерек. Мы ринулись в атаку и захватили вражескую позицию без артиллерийской поддержки, и вместе с Зеппом и Юкелем я приблизился к ложбине, в которой скрылся русский с противотанковым ружьем. Только я успел в сгущающихся сумерках разглядеть скрюченное тело, как он нажал на спуск, и зажигательная пуля пролетела мимо меня, отчего вспыхнул мой комбинезон и мундир между рукой и бедром. Я ударил его в грудь своей винтовкой, и он откинулся назад, а в это время Юкель бросился вперед и наставил ствол автомата ему в лицо. Перепуганный русский глядел на нас расширившимися от ужаса глазами и лежал не двигаясь. Подняв его на ноги, Юкель приказал радисту отвести его в тыл.

Русские быстро контратаковали нас, выскакивая из темноты и швыряя ручные гранаты. Фельдфебель из группы подкрепления, действовавший при нас с огромным мужеством и надежностью, был ранен пулей в брюшную полость, при этом силой удара его, перед тем как упасть, развернуло назад. И опять мы отбили атаку и против превосходящего по силам противника отвоевали и удержали деревню Дятлы.

С наступлением дня мы, рискуя погибнуть от пули снайпера, осмотрели свое небольшое поле боя. В подбитом танке в своем тылу мы обнаружили теплое убежище, устроенное из соломы, и решили, что либо партизаны, либо диверсанты использовали этот танк в качестве ориентира для проведения атакующих войск через нашу слабо защищаемую линию обороны. Было бы очень просто проникнуть сквозь бреши в обороне и сосредоточить в нашем тылу массу атакующих, которая нас легко бы уничтожила. Только световой сигнал выдал место и план действий, и это открытие предотвратило нашу неминуемую гибель.

В другом случае какой-то одиночка с отличительным знаком германскою офицера на униформе и красным артиллерийским кантом на петлицах вдруг появился среди нас. Его неожиданное присутствие здесь на передовой без обычной боевой формы и то, что он был вооружен только пистолетом, немедленно вызвало у меня подозрения. Когда я потребовал остановиться и сообщить свое имя и часть, он вдруг повернулся и лихорадочно произвел два выстрела в моем направлении. Я ответил огнем из своего автомата, однако он погрузился во тьму и исчез.

Стало очевидно, что диверсанты проникают через нашу оборону, одевшись в захваченную форму, и ходили слухи, что в некоторых секторах атакующие отряды русских возглавляли люди, одетые в нашу форму и прекрасно говорившие по-немецки. Было известно, что иногда наши часовые слышали жалобные призывы о помощи со стороны советских окопов, произносимые на безупречном немецком. Это были явно попытки воспользоваться естественным для солдат чувством сострадания к своим товарищам, чтобы выманить наших солдат на их погибель.