Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Как-то ранним летним утром, работая в своей бригаде, мне выпала неожиданная удача, когда я разгружал бревна с телеги, которая ранее использовалась для перевозки на фабрику маковых цветов, где их перерабатывали на корм свиньям. В уголках и в трещинах деревянного дна телеги я нашел цельные твердые семена, которые, если отделить от шелухи и жевать, давали столь необходимые организму калории. Также нам удавалось извлекать кукурузную мякоть из сырья на фабрике, которое использовалось для обработки грубой бумаги.

Капитан Вальтер Шахтерле в курляндской армии был офицером связи. Однажды утром Шахтерле в знак протеста против плохого питания вместе с испанскими офицерами отказался выйти на работу. Также намечалось, что в этом протесте примут участие и рядовые; однако последние оказались под огромным давлением антифашистской группы и не присоединились к офицерам.

Взбешенная солдатня ворвалась в бараки и с автоматами наперевес заставила нас построиться снаружи. Потом из строя вывели Вальтера Шахтерле и двух испанских офицеров и отправили в одиночки. Их приговорили к пожизненному заключению — обычно это двадцать пять лет — за саботаж и скоро перевели в другой лагерь далеко на востоке в киргизской степи. В последний момент перед их отправкой мне удалось поговорить с ним, и он попросил меня сообщить его родителям о том, что произошло. Впоследствии я смог выполнить это обещание. Отец Вальтера был генеральным директором немецкой фабрики по производству линолеума в Битигхайме и затратил еще два года на то, чтобы через шведского посредника выяснить местонахождение своего сына. В конечном итоге он сумел добиться освобождения Вальтера, тайно заплатив советским властям крупную взятку в американских долларах. Мы с Вальтером вновь встретились в 1950-х гг. и отметили это в славящемся вином уголке Германии возле Фельбаха.

Для нас перестали быть неожиданными допросы, которые происходили без системы и без предупреждения. Особенно частыми объектами советской контрразведки являлись бывшие офицеры полиции, служащие полицейского полка из Риги и немногие уцелевшие солдаты из войск СС. В результате таких допросов многие пленные просто исчезали из наших рядов, переводились в другие лагеря, где подвергались дополнительным наказаниям. В числе выделяемых пленных были командиры полков, офицеры штаба и генералы. Эти лица, пережившие мучения в России, в конце концов были выпущены на свободу в 1955 г. благодаря неутомимым усилиям немецкого канцлера Конрада Аденауэра.

Меня обычно допрашивали в присутствии двух советских армейских офицеров, женщины в форме непонятного звания и двух антифашистов, а также неизменного переводчика. Меня всегда просили повторить мое звание фашистского офицера и места, где я служил во время войны. Допрашивавшим была известна боевая история 132-й пехотной дивизии. Один из главных вопросов, похоже, концентрировался на персональном:

— Что вы ели?

— Консервы! — всегда отвечал я.

— Консервы, да, Берлин? — задавала вопрос комиссия.

— Да, да, Берлин! Из Управления снабжения сухопутных войск! — отвечал я.

Heereszeugamt — это отдел, отвечающий за поставку военной формы для армии; однако этот ответ, кажется, всегда создавал в них чувство удовлетворения, может быть, потому, что они полагали, что получили от меня информацию об официальной организации, и при повторных допросах я никогда не отклонялся от этого ответа. Комиссия пыталась вынудить меня признаться, что иногда я питался конфискованной свининой, говядиной или курятиной.

Я упорно отвечал:

— Консервы.

После одной из очередных серий моих допросов комиссия вызвала танкиста обер-лейтенанта фон Постеля. Под давлением он в конце концов признался, что однажды зарезал свинью, за что был немедленно обвинен в «краже советской собственности» и приговорен к двадцати пяти годам трудовых лагерей усиленного режима. В итоге благодаря усилиям Аденауэра он был освобожден в 1955 г.

В апреле 1947 г. трудовая бригада подготовила вагоны для перевозки скота на станции Боровичи, оборудовав их нарами и самодельными уборными. В один из теплых дней после полудня были собраны пленные из «рабочей группы III» и посланы на станцию для переезда. Среди них был и я, и наши сердца стучали в надежде, что вот-вот начнется наше последнее путешествие к свободе. Когда поезд тронулся, я по положению солнца определил, что мы едем на юг в сторону Москвы.

1 мая поезд заскрежетал и остановился на узловой станции возле Москвы, и мы очутились на путях на западном берегу реки Москвы. Присмотревшись сквозь щели в стенках вагона, мы с удивлением увидели, как синее небо пересекают в различных направлениях незнакомые самолеты, оставляя за собой следы дыма в виде звезд. На расстоянии примерно 2 километров мы разглядели красные флаги, развевавшиеся над стенами Кремля, поскольку жители праздновали Первое мая.

Нам разрешили выйти из вагонов и оставаться между путями. Ни у кого не было и мысли о побеге, и мы были полны надежды, что наша поездка будет продолжена в западном направлении. После того как мы провели бессонную ночь, поезд тронулся, но, к нашему разочарованию, на юг, в конце концов пересек мосты через Дон и направился в глубь Кавказа. Сейчас пошли слухи, что нас везут в восстановительный лагерь, после чего можно ожидать освобождения.

ЛАГЕРЬ «ГАГРЫ»

Пока мы летним днем катили на юг, перед нами открывался плоский бескрайний ландшафт. Колонну вагонов для скота сейчас тянул за собой большой красный дизельный локомотив американского производства. По прибытии на станцию Сочи нам приказали покинуть поезд, и перед нами открылся простор белых домов, угнездившихся между кипарисами, которые тянулись до самого серо-зеленого Черного моря на горизонте.

После нескольких часов пешего марша мы пришли в лагерь из больших, обмазанных глиной бараков. Наше новое жилье обращало на себя внимание с первого взгляда, окруженное по периметру колючей проволокой и знакомыми высокими сторожевыми вышками, вознесенными в каждом углу. В лагере уже было какое-то количество пленных. Эти несчастные были перевезены из лагерей для военнопленных в Соединенных Штатах в свои родные города в русской зоне оккупации Германии, где после освобождения их тут же задержали Советы. В Соединенных Штатах эти пленные жили в заключении, существенно отличавшемся от наших мучений в ГУЛАГах. Их хорошо кормили, они отличались хорошим здоровьем, а бывших танкистов по-прежнему можно было заметить по их отличительной черной форме танковых войск, даже без нашивок.

Я прислонился к стене барака и устремил взгляд на запад, где раскаленный солнечный шар опускался за горизонт. Долгое время до нашего приезда этот лагерь был необитаемым, и скоро мы почувствовали укусы многочисленных блох, которые набросились на вновь прибывших жертв. Мы обнаружили, что наше новое жилье кишмя кишит от блох, и как только я попробовал заснуть, то на меня тут же накинулись тучи паразитов. Первую ночь я спал под открытым небом, а не на грубых досках, из которых были сделаны наши кровати. На следующее утро нам вместе с Рольфом Кайнцем, пожарником из Эсслингена, удалось раздобыть у русских немного керосина, который мы влили в трещины в глиняных стенах и подожгли. Послышалось тресканье блох, раздувшихся от крови пленных, пока мы уничтожали этих насекомых.