Брайан Бойд - Владимир Набоков: русские годы

Думал ли я, что вижу его в последний раз? Конечно, думал. Именно так и думал: вот я вижу тебя в последний раз, ибо я думаю так всегда и обо всем, обо всех. Моя жизнь — сплошное прощание с предметами и людьми, часто не обращающими никакого внимания на мой горький, безумный, мгновенный привет.

В этом коротком и непритязательном рассказе Набоков снова на высоте: он классифицирует великолепных чертиков с такой же аккуратностью, с какой он описывал новую бабочку, он тонко доказывает неповторимость обычной жизни, даже увиденной лишь извне, он создает запоминающуюся и забавную историю внутренней жизни повествователя, которую никто не смог бы написать для его некролога.

С приходом весны Набоков воспрял духом. Мечты об отъезде всегда были дешевле железнодорожных билетов, и он мечтал поехать осенью в Париж, на Майорку 63 63 Письмо ВеН к ЗШ от 10 апреля 1934, LCS. . А пока он писал Ходасевичу: «Берлин сейчас очень хорош, благодаря весне, которая в этом году особенно сочная, — и я, как собака, шалею от всяких интересных запахов». Дальше он признавался:

Роман, который теперь пишу, — после «Отчаяния» — чудовищно труден; между прочим, герой мой работает над биографией Чернышевского, поэтому мне пришлось прочесть те многочисленные книги, которые об этом господине написаны, — и все это по-своему переварить, и теперь у меня изжога. Он был бездарнее многих, но многих мужественнее. В его дневнике есть подробное описание того, как, каким способом и где — он блевал (нищ был, нечистоплотен, питался дрянью в эти его «студентские» годы). Тома его писаний совершенно, конечно, мертвые теперь, но я выискал там и сям (особенно в двух его романах и мелких вещах, написанных на каторге) удивительно человеческие, жалостливые вещи. Его здорово терзали. Он называл Толстого «пошляком, украшающим павлиньими перьями свою пошлую задницу», а Толстой его называл «клоповоняющим» (оба — в письмах Тургеневу). Жена называла его «мой Канашенька» и бешено ему изменяла 64 64 Письмо ВН к Ходасевичу от 26 апреля 1934, Yale. .

Хорошее настроение Набокова объяснялось не только приходом весны. Его следующее письмо Ходасевичу начиналось словами: «У нас родился сын. Мы назвали его Дмитрием». Дмитрий Владимирович Набоков родился ранним утром 10 мая 1934 года в частной клинике около Байришер Плац. Хотя Набоковы продолжали обычную светскую жизнь вплоть до последних недель перед рождением Дмитрия, Вере удавалось скрывать свое положение — одеждой, осанкой, молчанием. Из самых близких друзей только Георгий Гессен и Анна Фейгина были посвящены в тайну. Даже для матери Набокова рождение внука стало полной неожиданностью 65 65 Письмо ВН к Ходасевичу от 15 мая 1934, Yale; ЗЭФ-1; письмо ЕИН к ВН и ВеН, предполож. от 12 мая 1934, АВН; Field, Life, 199. .

В «Других берегах» Набоков вспоминает, как он в пять утра возвращался из клиники и все тени лежали с непривычной стороны 66 66 ДБ, 252; ПГ, 295–296. . Его мир действительно изменился и в самом деле обрел новый фокус. Дети всегда восхищали Набокова, и теперь он с восторгом замечал идеальную форму ногтей сына, его шелковые волосы и то, как он зевал всякий раз, когда зевала Вера 67 67 Письма ВН к ЕИН от 16 и 17 мая 1934, АВН. . Для своего сына Набоков на всю жизнь останется восхищенным, преданным и заботливым отцом, и десятилетие за десятилетием родительская любовь — как в положительном, так и в отрицательном ее проявлениях — будет одной из основных тем таких его работ, как «Убедительное доказательство», «Под знаком незаконнорожденных», «Лолита», «Пнин», «Бледный огонь» и «Смотри на арлекинов!».

На той же неделе, когда родился Дмитрий, произошло еще одно важное событие. Литературному агенту Отто Клементу удалось заинтересовать британского издателя Хатчинсона «Камерой обскурой» и «Отчаянием» 68 68 Письмо ВН к ЕИН от 16 мая 1934; папка с договорами, АВН. . Сначала не более чем удачная сделка, издание этих романов на английском языке возвестило перемены, не менее важные для литературной жизни Набокова, чем рождение сына — для жизни частной. В течение года, пытаясь разрешить проблему их перевода в соответствии с его критериями, он вплотную подойдет к мысли писать прозу по-английски.

Вначале лета 1934 года Набоков, увлеченный составлением за Федора биографии Чернышевского, вдруг оставил мир своего героя и принялся за новый роман. 24 июня он начал писать «Приглашение на казнь» и завершил первый черновой вариант «за две недели чудесного волнения и непрерывного вдохновения» 1 1 SO, 68; датировано в рук., LCNA. В 1985 г. Никита Струве высказал абсурдное предположение, что Набоков был автором «Романа с кокаином», впервые частично опубликованного в середине 1934 г. и написанного неким фактически неизвестным «М. Агеевым» (псевдоним Марка Леви). Действие романа происходит в Москве (где ВН никогда не бывал); автор его, судя по всему, — бывший кокаинист (ВН ненавидел наркотики), у которого есть талант, но нет набоковского чувства стиля, и написан он был как раз в то время, когда ВН был поглощен работой над «Жизнью Чернышевского», а затем сочинением «Приглашения на казнь». В письме Ходасевичу, написанном после публикации журналом «Числа» первой части «Романа с кокаином», ВН сравнил стиль журнала в целом с самой пошлой торговой кампанией русской эмигрантской прессы: рекламой крема «Токалон» от угрей (о двух рекламах см. мое письмо в TLS от 6 марта 1987). К 1934 г. ВН и Ходасевич были достаточно близки, чтобы не скрывать друг от друга задуманные ими розыгрыши литературных противников, среди которых были и авторы, писавшие для «Чисел». Даже если предположить, что ВН действительно написал «Роман с кокаином» и скрыл этот факт и от жены, и от Ходасевича, гордость никогда бы не позволила ему — как бы сильно ни хотел он замаскировать свое авторство — прятаться под жирным слоем крема «Токалон». .

Обычно Набоков, так же как и Джон Шейд, помечал свои рукописи днем завершения первого черновика, а не окончательного варианта. Однако рукопись «Приглашения на казнь» датирована 15 сентября. Очевидно, внезапность, с которой роман появился на свет, обескуражила самого Набокова, и он отложил его на время: так тесту дают время подняться, чтобы потом снова хлопотать над ним, прежде чем поставить в печь.

Между первым черновиком романа и первой правкой Набоков, скорее всего, продолжил работу над биографией Чернышевского. В конце июля он писал Струве: «Мой Чернышевский растет, бунтует и, надеюсь, скоро помрет» 2 2 Письмо ВН к ГС от 30 июля 1934, Hoover. .

В этом же месяце он также написал новый рассказ — «Красавица» 3 3 Впервые: ПН, 1934, 18 августа; перепеч. ВФ; СРП3, 615; перевод С. Карлинского с ВН, RB. . Русская барышня, красавица, из-за которой гимназисты когда-то были готовы стреляться, постепенно превращается в тридцатилетнюю эмигрантку: она все еще хороша собой, но едва сводит концы с концами, нервна и понимает, что прошло то время, когда в нее влюблялись. Подруга сводит ее с неким вдовцом, и тот делает ей формальное, малообещающее предложение. Она приняла его — что ей оставалось делать? — «а следующим летом она умерла от родов». Нерв рассказа напряжен, как тетива. Счастье, избранницей которого, казалось, была Ольга Алексеевна, постепенно отворачивается от нее, не оставляя ей никакой надежды, а неожиданная передышка от бесплодного, одинокого, жалкого, безрадостного существования заканчивается внезапной смертью. Стрелы благополучия летят мимо, зато стрела смерти попадает в цель.