Лайон Де Камп - Лавкрафт: Биография

Идея музея медленно воплощалась в реальность. В апреле 1926 года, когда Лавкрафт вернулся в Провиденс, место помощника хранителя все еще можно было получить.

Останься он в Нью-Йорке подольше, работа, вероятно, досталась бы ему.

Мортон руководил своим музеем пятнадцать лет, собрав прекрасную коллекцию минералов. В 1941 году, когда ему было семьдесят лет, Мортоны купили в Нью-Хэмпшире дом, чтобы жить в нем на пенсии. После этого, 1 октября Мортона насмерть сбил автомобиль.

В марте 1926–го Лавкрафт все-таки получил временную работу за семнадцать с половиной долларов в неделю от нанимателей Лавмэна книготорговцев «Добер энд Пайн». Лавкрафт надписывал конверты, в которых должны были разослать десять тысяч каталогов. Работа продлилась около трех недель. Лавкрафт ее ненавидел, но, по крайней мере, уже нельзя было сказать, что он никогда не получал зарплаты.

Летом 1925 года Лавкрафт выдал три рассказа: «Кошмар в Ред-Хуке», «Он» и «В склепе». Они из разряда его средних произведений, и все так или иначе отражают самого Лавкрафта. Он написал «Кошмар в Ред-Хуке», объемом в семь тысяч пятьсот слов, в конце июля 1925 года.

В Род-айлендской деревне с «высоким, крепко сложенным и выглядящим здоровым пешеходом» случается нервный приступ: он с криками срывается с места, спотыкается и падает. Это Томас Ф. Мэлоун, детектив Нью-йоркского полицейского участка, находящийся на лечебном отдыхе после пережитого разрушения. Мэлоун — ирландского происхождения, выпускник Дублинского университета, а в свободное время поэт, с «присущим кельтам проникновенным видением таинственного и сокрытого, но и с острым глазом логика на внешне неубедительное…».

Лавкрафт достиг некоторого прогресса, с тех пор как отвергал всех ирландцев как неразумных фанатиков. И Томас Мэлоун не просто герой рассказа — он также один из очень немногих героических героев Лавкрафта.

Мэлоун назначен на работу в район Бруклина Ред-Хук, который Лавкрафт описывает по собственному знакомству. Согласно Соне, стимулом к написанию рассказа послужил гнев, который у него вызвало поведение компании хулиганов, вторгшихся в ресторан, где он как раз обедал:

«Ред-Хук — беспорядочное скопище разношерстной нищеты близ старинной береговой линии напротив Губернаторского острова, с грязными шоссе, взбирающимися от пристаней к возвышенности, где захудалые участки Клинтон-стрит и Корт-стрит уводят к Боро-Холлу… Население — безнадежная путаница и загадка: сирийские, испанские, итальянские и негритянские элементы сталкиваются друг с другом и с фрагментами скандинавских и американских зон, лежащих неподалеку. Это вавилонское столпотворение шума и грязи, отвечающее чуждыми криками на плеск маслянистых волн у прокопченных пристаней и чудовищные органные литании портовых гудков…» [340] Howard Phillips Lovecraft «The Outsider and Others», Sauk City: Arkham House, 1939, p. 101; «Dagon and Other Macabre Tales», Sauk City: Arkham House, 1965, p. 243. (Литания — молитва, содержащая просьбы и обращения к Богу. — Примеч. перев.)

Толстый старый ученый Роберт Сайдем, одиноко живущий в полуразрушенном доме, становится центром культа зловещих узкоглазых выходцев с Востока. Мэлоун распознает в этих угрожающих азиатах курдских езидов, или дьяволопоклонников, нелегально проникнувших в страну.

(Настоящие курды, потомки древних мидян, — крупные, здоровые европеоиды, в то время как езиды — миролюбивая, благонравная секта, вопреки своей специфической теологии. Но Лавкрафт никогда не видел курдов, и в 1925 году любой писатель все еще мог извлекать выгоду из зловещей идеи «дьяволопоклонства».)

Сайдем женится на девушке из хорошей семьи и отправляется в свадебное путешествие на корабле компании «Кьюнард». Его и его невесту загадочным образом убивают. На корабль с грузового судна высаживается банда «смуглых наглых головорезов», и им необъяснимым образом позволяют забрать труп Сайдема.

Слухи о многочисленной демонической церемонии с человеческим жертвоприношением вынуждают полицию совершить облаву на Ред-Хук. Во время налета «всасывающая сила, не принадлежащая ни земле, ни небесам», увлекает Мэлоуна вниз, в пещеру под домами. Там он обнаруживает вальпургиеву ночь колдовства с резвящимися всевозможными демонами земных мифологий — Сатаной, Лилит, Молохом, сатирами и другими привидениями. И в кульминации кошмара…

В рассказе есть действие и колорит, но его главным недостатком является то, что Лавкрафт так логически и не додумал сюжет. Происшествие следует за происшествием без необходимой связанности.

В поздних рассказах Лавкрафт выстраивал свои фантазии более тщательно. Как раз после сочинения «Кошмара в Ред-Хуке» он писал Кларку Эштону Смиту: «Я всегда полагал, что сверхъестественное произведение более действенно, если в нем отсутствуют банальные предрассудки и догматы распространенных культов». Тем не менее «Кошмар в Ред-Хуке» с его традиционными средневековыми демонами, вызванными заклинаниями их поклонников, содержит массу «банальных предрассудков». Но впредь Лавкрафт не обращался к этим затасканным темам, перейдя к более оригинальным концепциям.

В начале августа, скучая и чувствуя себя словно заключенным в тюрьму, Лавкрафт предпринял длительное путешествие на пароме и трамвае до города Элизабет, штат Нью-Джерси, дабы насладиться его колониальными реликтами. Сидя в Скотт-парке, он написал целиком свой следующий рассказ — «Он». Это короткое сочинение в четыре тысячи слов отнюдь не выделяется среди работ Лавкрафта, ибо страдает одним из тяжелейших случаев синдрома прилагательных.

Но все же его первые абзацы часто цитируются из-за их автобиографичности. В них Лавкрафт изливает свои чувства к Нью-Йорку: «…Мой приезд в Нью-Йорк был ошибкой. Ибо как бы я ни искал потрясающего чуда и вдохновения в переполненных лабиринтах древних улиц, что бесконечно вьются из забытых дворов, площадей и равным образом забытых береговых линий, и в гигантских современных башнях и пиках, мрачно, подобно Вавилону вздымающихся под убывающей луной, я находил лишь чувство ужаса и угнетения, угрожавшее поработить, парализовать и уничтожить меня…

Но успеху и счастью не суждено было случиться. Там, где луна намекала на очарование и древнее волшебство, ослепительный дневной свет являл лишь убожество, чуждость да гибельную слоновую болезнь простиравшегося вверх и в стороны камня; толпы же людей, бурлившие на улицах подобно потоку в горном ущелье, были низкорослыми смуглыми чужестранцами с огрубевшими лицами и узким разрезом глаз, грубыми чужестранцами без снов и родства с окружающими их картинами, и которые ничего не значили для голубоглазого человека из старинного народа, хранящего в своем сердце любовь к чудесным тропинкам в зелени и белым колокольням новоанглийской деревни.