Лайон Де Камп - Лавкрафт: Биография

Многие из этих рас могли бы ассимилироваться — например, нордические ирландцы из Восточной Ирландии и те из франко-канадцев, кто имеет нормандское происхождение, — но процесс будет очень медленным. Между тем разделение и обоюдная враждебность должны сохраняться, хотя у нас много меньше того бросающего в дрожь и бесящего физического отвращения, что превращает Нью-Йорк в ад для чувствительного представителя нордической расы… За пределами Нью-Йорка и района Новой Англии встречаются другие расовые и культурные проблемы. Мерзкая польская деревенщина в Нью-Джерси и Пенсильвании совершенно не подвержена ассимиляции, за исключением тончайшего сочащегося ручейка, в то время как мексиканцы — наполовину или три четверти индейцы — составляют несговорчивую малость на юго-западе… Вообще, Америка создала из своего населения полную неразбериху и заплатит за это слезами посреди преждевременной гнилости, если только вскорости не будет что-то предпринято… Не допуская стай средиземноморского и азиатского сброда, что нынче сочатся и ползают по всему ландшафту, мы могли бы почти полностью избавиться от того самого чувства нестерпимого отвращения, которое теперь вызывает у нас иностранное имя… В нациях, так же как и в обществе, сходство является основополагающим принципом. Что до меня, то мне дурно от представителей богемы, ходячего хлама, помешанных и плебеев — всяких К. М. Эдди, подхалимов, помесей и т. д. Какое-то время они забавляют, но потом начинают страшно действовать на нервы. Люди действуют на нервы, когда они обладают отличающимися воспоминаниями, живут по отличающимся нормам и лелеют отличающиеся цели и идеалы. Единственным обществом для обычного консервативного американца является то, что состоит из обычных консервативных американцев — хорошего происхождения и, несомненно, воспитанных в старых традициях. Именно поэтому Белнап [Лонг] почти единственный из „банды“, кто не раздражает меня даже временами. Он обычный — он связывает с врожденными воспоминаниями и жизнью в Провиденсе до такой степени, что представляется настоящей личностью, а не плоской тенью из сна, как большинство из богемы. Но в своей недавней кампании по освобождению я добился успеха, и с этого времени рядом со мной не будет никого, за исключением тех, кто обещал твердо следовать консервативной англосаксонской традиции. И это правильно, ибо в хаотической разнородности мне не было б покоя. Любое мое усилие было бы парализовано, поскольку ни одно из них не казалось бы достойным приложения сил, если бы не могло обеспечить мне место среди людей моего же склада ума, свободного от банальных или чуждых общественных контактов и влияний. И даже если нельзя найти нишу в близком по духу обществе, то, по крайней мере, можно быть одиноким, и этого мне вполне достаточно. Быть свободным от раздражающих и враждебных общественных материалов — вот главное, ибо в противном случае, при столкновении лицом к лицу с жизнью в изгнании в ненавистном хаосе, единственным выходом будет пуля в голову» [368] Ф. Б. Лонг (в личном общении, 18 июля 1973 г., 22 августа 1973 г.); Wilfred В. Talman «The Normal Lovecraft», Saddle River, N. J.: Gerry de la Ree, 1973, p. 14; письмо Г. Ф. Лавкрафта Л. Ф. Кларк, 11 января 1926 г. Родители Лонга называли его Белнапом, чтобы отличать от отца, но почти все друзья называли его Фрэнком. Талман (в личном общении) утверждает, что при просмотре своей переписки с Лавкрафтом он все-таки обнаружил одну весьма незначительную антисемитскую насмешку. .

Можно прокомментировать несколько моментов из этих взбешенных разглагольствований. Лавкрафт, например, говорит о «нас», или «белых людях», или «обычных консервативных американцах», кто, как он полагает, испытывает «бросающее в дрожь физическое отвращение» к «омерзительным азиатским полчищам», «мерзкой польской деревенщине» и другим чужакам, а также «нестерпимое отвращение» при звуке иностранных имен. Он полагал, что говорит за всех оставшихся «старых американцев». В действительности же в то время лишь убывающее меньшинство испытывало подобные чувства, остальные смешались с иммигрантами и национальными меньшинствами без каких-либо особых чувств за или против них. Так что Лавкрафт на самом деле говорил лишь за себя одного.

Его догмы о непримиримой вражде между Востоком и Западом, непреодолимой пропасти, разделяющей Европу и Азию, неспособности к ассимиляции неевропейцев и так далее — чепуха. Подобных ассимиляций было множество. Например, сирийцы во времена падения Западной Римской империи составляли в Западной Европе основной торговый класс, но спустя несколько веков совершенно исчезли вследствие ассимиляции.

Наконец, настойчивое утверждение Лавкрафта о том, что «неарийцы» не имеют ничего общего с арийцами, что у них совершенно отличные мысли и идеалы и что они никогда не смогут стать близкими им по духу — вздор человека, который путешествовал очень мало и знал лишь немногих «неарийцев». Тот, кто познакомился с людьми множества отличающихся культур и рас, понимает, что после преодоления барьеров языка и этикета сходство становится больше вопросом общих интересов, нежели наследственной памяти.

Лавкрафт подходил к той точке, когда не только национальные меньшинства, но практически каждый действовал ему на нервы. Он сделал исключение для Лонга, очевидно, потому, что Лонг, как и он сам, был «старым американцем», в некоторой степени не от мира сего и имел схожие убеждения о кодексе джентльмена — хотя Лонг никогда не разделял национальных фобий Лавкрафта и вскоре пришел к более реалистичным воззрениям.

Встревоженная вспышкой Лавкрафта, Лилиан Кларк сделала ему выговор. Но он успокоил ее относительно своего поведения с друзьями: «Кстати, не воображайте, что моя нервная реакция на чуждых Нью-йоркских представителей принимает форму разговоров, способных оскорбить какую-либо личность. Кое-кому известно, где и когда обсуждать вопросы с социальным или национальным оттенком, и наша группа не замечена в проступках или ничтожных повторениях убеждений. Я не думаю, что у меня не получается ценить талантливые и добродетельные качества всего собрания, ибо к каждому его участнику я питаю искреннее уважение» [369] Письмо Г. Ф. Лавкрафта Л. Ф. Кларк, 27 марта 1926 г. .

Зимой 1925–1926 годов Лавкрафт начал открыто намекать, что хотел бы, чтобы его попросили вернуться в Провиденс: «Что же касается постоянного местожительства — черт меня возьми! Но СГ была бы только рада помочь мне обосноваться там, где мой разум был бы уравновешен и эффективен. То, что я имел в виду под „опасностью вынужденного возвращения в Нью-Йорк“, было делом индустриальной перспективы, как продемонстрировала возможность переезда в Патерсон, ибо при моем скудном финансовом положении практически любое прибыльное вакантное место явилось бы тем, от чего я с какой угодно степенью здравого смысла или пристойности не смог бы отказаться. И если бы я остался в Нью-Йорке, я, возможно, смог бы вынести это с философским смирением, но если бы вернулся домой, то, вероятно, не смог бы даже и обдумывать перспективу повторного уезда. Оказавшись в Новой Англии, я должен смочь зацепиться там…»