Владимир Карпов - Взять живым !

- Товарищ лейтенант, не следовало нам Рогатина брать на это задание, привычно начал Пролеткин.

- Почему?

- Он как тумба железная, лед сразу проломит.

Рогатин принял предложенную игру, огрызнулся:

- Ты, Пролеткин, все равно не потонешь: навоз всегда сверху плавает.

- Кончайте треп! - строго сказал Ромашкин. - Двигаться будем метрах в пяти друг от друга, ближе нельзя: провалимся. А для определения впотьмах заданных интервалов и чтобы чувствовать соседа - вот шпагат с узлами через пять метров. Каждый должен держаться за узелок и подергиванием сигналить соседу - ползти тому быстрее или остановиться...

Тронулись. Между высокими берегами было куда темнее, чем наверху. Ромашкин думал: "Это в нашу пользу. Надо только смотреть в оба - фашисты не дураки: могли где-то продолбить лед, где-то поставить мины, могли натянуть сигнальные шнуры или просто набросать консервных банок, чтобы звенели".

Впереди на льду показалось какое-то темное сооружение. Конечно, это та огневая точка.

Василий остановился метрах в двадцати от дзота. Вслушался: не заговорит ли там кто, не стукнет ли что-нибудь внутри? Не слышно. Только наверху перекликались пулеметы, изредка прочесывали нейтральную зону.

Вынул гранату и стал подкрадываться к дзоту. Правее полз Рогатин. Заметили издали: дверь открыта. Это уже говорило о том, что дзот пуст: о тепле никто не заботится.

Подползли с двух сторон одновременно. Заглянули внутрь. На полу затоптанная солома, окурки, гильзы, словом, пусто. Можно двигаться дальше.

Поглядев вверх, Василий вспомнил слова пулеметчика: "Пусть сунутся, всех потоплю". И немецкий часовой потопит, если обнаружит. Правда, капитан Люленков договорился с минометной батареей, она сейчас наготове и в критический момент поддержит огоньком. Но огонь откроют не раньше, чем услышат шум боя на реке и увидят красную ракету. Мины прилетят через несколько минут. Тяжелыми будут эти минуты!

Когда вся группа отползла от брошенного немцами дзота метров на двести, Василий махнул рукой Рогатину, чтобы тот выбирался на берег в кусты. За ним повернул Пролеткин и остальные пятеро. Василий ждал, пока выйдет на берег последний. "Все-таки прошли! До деревни, где стоит немецкий штаб, осталось километра четыре, а там выбирай "языка". Хорошо бы взять офицера".

Ромашкин на миг забыл осторожность, оперся локтем, и тут же хрустнуло, лед проломился. Холоднющая вода обожгла тело. Василий ухватился за край пролома. Лед опять треснул, и он окунулся с головой. Вынырнул, бросился на лед, и вновь лед сломался. Намокшая одежда тянула Василия на дно. Едва удалось ему схватиться за ремень, брошенный с берега Рогатиным. Кое-как выкарабкался.

Кто-то скинул с себя нательную рубаху, другой - гимнастерку, третий портянки. Василий переоделся в сухое, но никак не мог согреться. Его колотил озноб.

- Спиртику бы вам, - сказал Рогатин.

- Где же его взять? - отозвался Пролеткин. - Давай, хлопцы, погреем лейтенанта, без спиртика.

Все подняли куртки масккостюмов, расстегнули телогрейки - раскрылились и облепили Ромашкина теплыми телами. Неунывающий Пролеткин поздравил:

- С легким паром, товарищ лейтенант.

Василию стыдно было перед разведчиками. "Так хорошо все началось! И вот на тебе - сам как мокрая курица, автомат - на дне речки". Василия охватила злость.

- Пустите, ребята! - Он высвободился из их объятий. - Не греть же меня так всю ночь! Идти надо.

Надел два запасных маскировочных костюма. Подпоясался сигнальным шпагатом.

- Двигаем!..

Деревня Симаки чернела в низине, вытянувшись длинной улицей вдоль дороги. Разведчики зашли со стороны огородов. Подкрались к сарайчику, от него - к плетню.

Василий посмотрел поверх плетня, стараясь разобраться в обстановке. Нет ли поблизости часовых? Спят ли в соседних домах? Если ребята набросятся здесь на проходящего гитлеровца, с какой стороны может подоспеть помощь?

В ближнем доме света в окнах не было. Но Василий на всякий случай приказал двум разведчикам подпереть дверь бревнышком, лежавшим у завалинки. На другой стороне улицы стояла хатенка под соломенной крышей. Едва ли там поселились немцы: хатенка уж больно убога.

Место для засады как будто подходящее. Только бы появился на улице "чин" покрупнее. Решили ждать. Брать фрица из дома опасно - такое дело без шума проходит редко. А шуметь ни в коем случае нельзя: по речке отход возможен только без преследования, спокойно.

- Если появится один, берем его я и Рогатин, - зашептал Ромашкин разведчикам. - Если группа - пропустим.

И стал примеряться, как прыгнуть через ограду. Но едва он дотронулся до плетня, тот затрещал так, что все испуганно присели. Как же тут внезапно нападать? Затрещит чертов плетень.

Ромашкин встал на четвереньки.

- Ты, Рогатин, с моей спины перемахнешь через ограду, а я уж вслед за тобой.

- Может, мне первым, товарищ лейтенант? - предложил Саша Пролеткин. Если этот громила залезет вам на спину, из вас блин получится. А я легкий.

- Ты делай, что прикажут, - рассердился Ромашкин. - Сейчас не до шуток, понимать надо!

Саша виновато замолчал.

Ждали долго. Но вот послышались шаги. Мимо прошла смена караула: унтер и два солдата. Они протопали совсем рядом, их можно было достать рукой. С троими, однако, без шума не справиться.

Немцы дошли до конца улицы, сменили там часового и возвратились обратно. Протопали мимо в другой раз.

"Неужели вернемся с пустыми руками? - терзался Василий. - С таким трудом пробрались сюда и ничего не можем сделать! А скоро рассвет".

- Будем брать часового, - сказал он решительно, - иного выбора нет. Пойдем в конец улицы, разыщем пост и на месте все прикинем окончательно.

Осторожно, опасаясь собак, пошли огородом вдоль забора. Неожиданно чуть впереди в одном из домов, скрипнув, распахнулась дверь. Полоса желтого света упала на землю и сразу исчезла - дверь притворили. Одинокий силуэт отделился от дома: какой-то фриц двинулся по улице прямо на разведчиков. Василий огляделся - других прохожих не было. Встал на четвереньки, жестом приказал Рогатину прыгать.

Иван, почти не коснувшись его спины, перелетел через забор и свалился на проходившего. Они упали, покатились по земле, Ромашкин тоже перемахнул через ограду и подскочил к боровшимся.

Рогатин крепко держал фашиста за горло, не давая ему кричать. Василий быстро затолкал схваченному рукавицу в рот, подобрал два каких-то ящика и фуражку с серебристым шнурком. "Ого, офицер!"

Пленного перевалили через плетень. Связали руки брючным ремнем. Наблюдая за этими сноровистыми действиями разведчиков, Ромашкин думал: "Вот окаянные! Ни бог, ни дьявол им не страшен, но до чего ж суеверны! Ни один, уходя за "языком", не возьмет веревку или кляп. Вот и сейчас во рту у немецкого офицера моя рукавица, а связан он поясными ремнями. И когда я провалился под лед, мне тоже бросили брючный ремень. А как нужна была веревка! Ведь я приказывал взять ее".