Владимир Карпов - Взять живым !

- А ты сам неужели не понимаешь, какая разница?

Червонный, несмотря на самоуверенность, все же на секунду отвел глаза от прямого взгляда Ромашкина, но тут же невозмутимо продолжал:

- Если спрашиваю, значит, не понимаю. Растолкуй, ты же офицер.

"И это он неспроста, - подумал Василий, - что-то замышляет, старый волк".

- Я врагов убивал, тех, кто пришел грабить нашу землю. Я своей жизнью рисковал, защищая Родину. Народ дал мне особые знаки отличия, чтобы показать меня всем: вот, смотрите и уважайте этого человека, он отстоял вашу свободу и благополучие. А Никола... - Ромашкин взглянул на хмурого Мясника, подумал: "Зачем я буду кривить душой, осторожничать и угодничать перед этими людьми, нечего мне их бояться", - и высказал то, что считал правильным: - А Никола убивал тех же советских людей, которых убивают фашисты.

- Стало быть, он фашистам помогал, те бьют с фронта, а Мясник в спину? - усмехаясь и пристально глядя на Николу, спросил Петр Иванович.

- Выходит, так, - согласился Ромашкин, наблюдая, как недобрые огоньки замелькали в глазах Мясника. Вдруг Червонный сам прервал возникшую натянутость и свел все на шутку:

- Ну, Школьник, если бы ты прокурором был, век не видать нам свободы! Но, слава богу, ты штрафник, и, может быть, завтра, а то и раньше немцы прострелят твою умную голову.

Шутка получилась зловещей, никто не смеялся. Молча разошлись в разные стороны.

"Что это, угроза? Почему вдруг так резко изменилось отношение Червонного? Чем я обидел его? Отказался в поиск идти? Нет, что-то не то. Не хватало еще, чтоб завтра в атаке эти подонки мне пулю в затылок пустили..."

Во время ужина Ромашкин не пошел в блиндаж, где находились штрафники, он сел в стрелковой ячейке, закусил всухомятку. С тоской вспомнил своих замечательных ребят. Наверное, сейчас готовятся на очередное задание. Поведет Рогатин. Саша Пролеткин, как всегда, подшучивает над ним. Голощапов обязательно чем-нибудь недоволен. Шовкопляс что-нибудь рассказывает на своей певучей украинской мове. А старшина Жмаченко, как сердобольная хозяйка, кормит разведчиков ужином и проверяет, у всех ли достаточно гранат и патронов к автоматам. Полк после трудного боевого дня готовится поспать. Колокольцев пьет чай из маленького самоварчика, Караваев думает над картой - как завтра с рассветом бить фашистов. А новый замполит, наверное, гоняет своего ординарца, чтоб отутюжил ему одежду, подшил свежий подворотничок, почистил сапоги. Очень большая чистюля этот новый замполит!

Подошел командир взвода.

- Вот ты где. Послушай, старшой, - он впервые намекнул так на звание Ромашкина, - завтра, когда пойдем в атаку, помоги на левом фланге. Сам знаешь, народ необстрелянный, испугаются пулеметов, залягут, потом не поднять. Помоги, штрафники тебя в свою компанию приняли, ты с ними общий язык найдешь.

Много ли нужно человеку в беде? Иногда не деньги, не какие-то блага, а сознание, что ты сам кому-то нужен. Вот не помог лейтенант ничем, а сам помощи попросил - и светлее стало у Василия на душе, воспрянул духом.

- Не беспокойся, лейтенант, на левом фланге будет полный порядок!

- Ну, спасибо тебе, старшой.

Он пошел по тесной траншее, а Ромашкин благодарно смотрел ему в спину. Вспомнив затаенную угрозу в словах Червонного, Василий подумал: "Надо было сказать взводному: что-то затевают дружки Червонного. Я его обнадежил, а они меня самого как бы не пристукнули".

К Ромашкину подошел Нагорный.

- Я не хочу быть навязчивым, но все же скажу то, что думаю: вдруг тот человек не придет дежурить с вами? От таких, как он, можно всего ожидать. Заснет. Придется вам нести службу одному. А случись что-либо, по распределению командира я должен быть с вами. С меня спросят. Так что вы не обижайтесь.

- Его и правда нет. Не пришел. А по времени уже пора.

- Не жалейте, я охотно вам помогу, скажите, что я должен делать?

- Будем ходить от середины нашей позиции на фланги. Вы туда, я сюда. Сойдемся и опять разойдемся. Когда идете, прислушивайтесь, приглядывайтесь. Если что-то заметите, сообщайте мне. Вот так и будем ходить, чтоб не заснуть.

- Очень хорошо! Я все прекрасно понял - ухожу на свой фланг.

Нагорный неловко держал в руках винтовку, она мешала ему, он не знал, что с ней делать.

Ромашкин усмехнулся:

- Подождите. - Он взял ружье, отпустил ремень и подал Нагорному. Теперь накиньте ее на плечо.

Нагорный сделал, как советовал Ромашкин, радостно удивился:

- Действительно очень удобно, благодарю вас. Элементарно просто, а я не додумался! Правильно говорят - дело мастера боится.

Они стали прохаживаться, каждый размышляя о своем. Прошел час, а может быть, больше. Вдруг Нагорный подбежал к Ромашкину, взволнованно зашептал:

- Там от нашей траншеи поползли люди - туда. - Он махнул рукой в сторону немцев.

Ромашкин растерялся - что делать? Это наверняка дружки Червонного двинулись за "языком". Поднять тревогу, вернуть? Уж тогда-то не миновать от них пули в спину! Промолчать нельзя - это может привести к самым тяжелым последствиям.

- Что же вы ничего не предпринимаете? - вдруг строго спросил Нагорный. - Они к фашистам пошли, я случайно слышал их разговор. Червонный сказал: "рвем когти" - это значит побег.

- Он так сказал?

- Уверяю вас.

Ромашкин побежал к землянке взводного.

- Лейтенант, четверо ушли к немцам!

Сиваков ошалело вытаращил глаза, зачем-то рванул пистолет из кобуры.

- Когда?

- Недавно.

- Почему не стрелял?

- Я их не видел. Нагорный заметил.

- За мной! - Лейтенант побежал, двоим, случайно встреченным в траншее, крикнул: - за мной! Спросил Нагорного:

- Куда они пошли?

Тот показал направление.

- За мной! - опять крикнул взводный, и все, кто был рядом с ним, полезли из траншеи. Сухая земля с шелестом посыпалась вниз, запахло пылью. Но как только выбрались из траншеи на поверхность, этот запах сразу сменился сырой прохладой, которая тянула из балки. Ромашкин вспомнил свой разговор с Червонным.

- Они наверняка пошли низиной, - сказал Василий взводному. - Будут идти осторожно, с опаской, а мы давай напрямик поверху, через поле. У проволоки встретим.

- Верно говоришь! - Сиваков, пригибаясь, побежал вверх по косогору, все последовали за ним.

Ромашкин думал: "А что, если ребята за "языком" пошли, а Нагорный из ненависти наклеветал на них?" Но, вспоминая разговоры с Петром Ивановичем, Василий убеждался - тот исподволь выспрашивал, как безопаснее добраться до проволоки. И с Мясником сталкивал не случайно, об орденах рассуждал, чтоб ненависть разжечь у этого человека. И смертью Вовку пугал, и против Нагорного насторожил для маскировки своих планов.

Крадучись, стараясь не шуметь, добрались до выхода из балки. Залегли в последних поднимающихся на взгорок кустах. Сиваков осмотрелся: кто же с ним здесь? Лейтенант пожалел о своей горячности и торопливости. Ромашкин был единственным, кто по-настоящему годился в этой засаде. Нагорный - ни рыба ни мясо. Двое других неизвестно кто такие, лейтенант даже фамилий их не знал. "Стало быть, у тех четыре винтовки, у нас два автомата - мой и старшого, эти трое с винтовками не в счет", - быстро прикидывал Сиваков. Ромашкину он сказал: