Джимми Коллинз - Летчик испытатель

Однажды к нему пришел ученик, чтобы пройти проверку. Его намеревались исключить. Малый был совсем убит этим, как и он сам в свое время. Как Саути когда-то, он дал ученику поблажку. Через три дня ученик заморозил управление, вошел в штопор и разбился вместе со своим мягкосердечным инструктором…

Я летел на военном DH высоко над южным Тексасом, направляясь на аэродром Келли. Я возвращался из учебного полета.

Я смотрел назад. За хвостом самолета виднелся Мексиканский залив. Вдали над заливом тянулась низкая гряда белых облаков. Небо было ярко-синим. Вода сверкала на солнце.

По временам я поворачивался, чтобы бросить взгляд на доску с приборами, но большей частью я смотрел назад. Пурпурная даль постепенно поглощала залив.

Я повернулся лицом вперед и закурил сигаретку. Посмотрел на доску с приборами, посмотрел на карту. Линия полета лежала на карте между двумя железными дорогами. Я взглянул вниз на землю. Самолет находился как раз над железнодорожным полотном и летел параллельно ему. Справа от меня на небольшом расстоянии лежала другая железная дорога, параллельно той, над которой я летел. Слева проходила еще одна железная дорога. Я не знал, между какими двумя дорогами лететь.

Внизу подо мной к железнодорожному полотну примыкал городок. Я сбавил газ и пошел вниз. Сделав круг низко над городом, я нашел железнодорожную станцию. Я спикировал над станцией и на лету попытался прочесть название города, но не разобрал его. Я дал газ, чтобы подняться. Мотор сделал несколько выхлопов, а потом опять заработал как следует. Я не обратил на это внимания. Мотор делал выхлопы и утром, когда я поднимался с аэродрома Келли, и тогда, когда я кружился у залива. Я знал, что мой мотор в порядке.

Я продолжал подниматься. Сделав круг, я снова спикировал низко над станцией. Мне опять не удалось прочесть надпись! Я прибавил газ, чтобы подняться. Мотор заработал, затем стал плеваться, а после опять прекрасно заработал. Я сделал круг и еще раз спикировал над станцией. На этот раз я разобрал надпись. Это был Флоресвилль (Тексас). Теперь я знал, где нахожусь. Я дал газ, чтобы подняться. Мотор снова заплевался и заглох. Пропеллер остановился. Я повернул машину налево, пытаясь спланировать на открытое место. Самолет, потеряв скорость, терял управляемость. Я падал. Я толкнул ручку вперед — никаких результатов. Я взял ее на себя — нос опустился. Я был примерно в десяти футах над землей. Подо мной забор. Может быть, мне удастся перескочить через него…

Послышался громкий треск ломающегося дерева и рвущейся ткани. На меня словно посыпались тумаки. Что-то ударило по лицу. Затем наступила полная тишина.

Я сидел в кабине. В неподвижном воздухе медленно оседала пыль. Сквозь нее проникали лучи горячего тексасского солнца. Я все еще держал ручку правой рукой. Левая была на рычаге, ноги — на педалях.

Перешагнув через борт кабины, я слез на землю и оглядел разбитую машину. Крылья и шасси совершенно ободраны. Фюзеляж не поврежден.

Я заглянул в баки с бензином. Главный бак был пуст; запасной — полон. Я заглянул в кабину и проверил газовые клапаны. Главный бак был включен, а запасной выключен. Я включил запасной бак и выключил главный.

Из ближайшего дома я позвонил на аэродром.

Оттуда вылетел инструктор, забрать меня. Он обошел вокруг моего самолета и оглядел его. Он осмотрел бензиновые баки, взглянул на газовые клапаны в кабине. Затем обернулся и подмигнул мне.

— В чем дело? Разве ваш запасной бак отказался работать? — спросил он.

— Да, сэр, — соврал я.

— Это ваша первая неудача за весь курс, не правда ли? — спросил он.

— Да, — сказал я, — у меня еще никогда не было аварий.

Он полетел со мной обратно на аэродром Келли.

— Как погода на пути в Нью-Йорк? — спросил я метеоролога на почтовом аэродроме в Беллефонте.

— Ясная по всей трассе, — ответил он.

Я поднялся в темноте на низкокрылом «Локхид Сириусе» и полетел вдоль линии огней аэромаяков через горы. Через полчаса на высоте четырех тысяч футов я попал в рваные облака. Я летел под ними. Вскоре они стали плотнее, и я перестал видеть звезды над головой. Темноту прорезала молния.

На козырьке самолета начала скапливаться вода. Погода резко ухудшалась. Исчез огонь маяка, мерцавший впереди. Я заметил, как потускнели огни города подо мной. На секунду я совсем потерял их из виду. Я начал снижаться, чтобы выйти из облаков.

В темноте снова ярко вспыхнула молния. Сквозь белые полосы проливного дождя я поймал мерцание маяка. Я снизился к маяку и стал кружить над ним. По альтиметру я знал, что нахожусь ниже некоторых горных цепей, окружавших меня. Я искал следующий маяк, но не мог разглядеть его сквозь бушевавшую грозу. Лететь прямо к следующему маяку в надежде обнаружить его я не решался. Я мог удариться о горную вершину.

Новая яркая вспышка молнии залила все ослепительным светом. Я увидел темные очертания туч и черную вершину ближайшего хребта, над которым мне нужно было лететь. И снова темнота, и потоки дождя, и приветливое мерцание единственного маяка подо мной.

В течение часа я пробирался от маяка к маяку. Вспышки молний все больше отступали назад. Я начал различать маяки. Вверху показались звезды. Они светили очень тускло. Я летел в тумане.

Я прошел над аэродромом Хедли (Нью-Джерси) и увидел его приветливые сигнальные огни. Я продолжал свой полет к Рузвельтовскому аэродрому. Я был уже почти дома.

Я заметил, как тускнели огни городов подо мной. Я взглянул вверх: звезды пропали. Я снова взглянул вниз. Исчезли и огни. Я летел вслепую в густом тумане. Я начал ориентироваться по приборам и поднялся. На высоте в три тысячи футов я увидел звезды. Туман остался внизу.

Я повернул обратно к аэродрому Хедли. Его огней не было видно. Я видел другие огни, которые принял за Нью-Брунсвик. Я начал кружить над ними. Я знал, что аэродром Хедли находится всего в нескольких милях отсюда. Огни Нью-Брунсвика стали расплываться.

— Что за чорт, — произнес я вслух.

Через просвет в тумане я увидел конус света, вырезанный пучком лучей вертящегося аэромаяка. Световой конус прошел четверть круга и исчез в темноте. «Это сигнал маяка Хедли». Теперь я думал вслух. Я полетел туда, где по моему предположению должна была находиться вершина конуса, и начал делать круги. Верхние слои тумана казались там гораздо светлее. Я подумал, что Хедли меня услышал и пустил в ход свои прожекторы.

Я уменьшил газ, вошел в скользящую спираль и начал спускаться в тумане, ориентируясь по приборам. Непроницаемый белый туман все больше светлел. Начали появляться отдельные расплывчатые светлые пятна. Я догадался, что это сигнальные огни аэродрома. Мой альтиметр показывал очень малую высоту. Я пробил туман примерно в двухстах футах от земли. Я был над Хедли. Я низко пролетел над темной полосой за аэродромом, сделал круг и сел.