Валерий Фефёлов - В СССР инвалидов нет!..»

Сейчас продолжают постоянно ломать автомобиль Ю. Киселева, особенно на дни торжественных праздников или событий. Так, например, на время Олимпиады прокололи колесо и отвернули стеклоочиститель. А на День Прав Человека, который каждый год 10-го декабря проводится в Москве на Пушкинской площади молчаливой демонстрацией, в машине Ю. Киселева происходят самые неожиданные поломки, — то испортился аккумулятор, то отвернули фары и так далее. И весь этот ремонт ему приходится делать своими руками, так как стоимость работы на станции техобслуживания очень высока. Однажды, когда Ю. Киселев не смог поехать на демонстрацию на машине, он решил поехать на троллейбусе. Прямо на остановке его схватили неизвестные в штатском, насильно засунули в машину и отвезли в милицию, где продержали весь вечер. При этом у Ю. Киселева отлетели пуговицы на рубашке, куда-то была выброшена одна из специальных палок, которые служат ему опорой при передвижении, а один из непредставившихся назвал его «сукой». Перед расставанием начальник группы задержания ради благополучия Ю. Киселева цинично посоветовал ему «не вылезать из дома».

Неизвестно, сколько еще предстоит выстрадать Ю. Киселеву, так как известно, что власти в СССР никогда не успокаиваются до тех пор, пока человек еще окончательно не сломлен, пока в нем остались хоть небольшие ростки справедливости, пока он продолжает оставаться непримиримым к злу, насилию и произволу. Таков Юрий Киселев… И пусть каждый, кто прочтет эти страницы, помнит о борьбе мужественного человека за право жить по-человечески и думает о том, как помочь ему во исполнение общечеловеческого долга помощи брату, попавшему в беду…

В мае 1981 года моя жена была вызвана в Управление КГБ г. Владимира, где ей сказали, чтобы мы подавали заявление на выезд из СССР. «Да что вы, какой выезд, — начала возражать жена, — да у нас за границей и родственников-то нет, которые могли бы послать нам вызов…» — «Это неважно, вы только захотите, а „родственники“ найдутся…» Но мы принципиально отказались уезжать.

Ровно через год, после 5-го обыска в моей квартире сотрудниками КГБ, в мае 1982 г., на меня было заведено уголовное дело по ст. 191 УК РСФСР «сопротивление властям». Участились и визиты сотрудников КГБ, всякий раз с предложениями уезжать, — «иначе посадим, так что другого выбора у вас нет».

Следователь Цыклинский: «Что же Вам, Валерий Андреевич, еще остается делать, ведь статья предусматривает срок заключения до 5-ти лет!..».

Вызов пришел удивительно быстро, всего за 6 дней (судя по почтовому штемпелю). Мы начали оформлять документы на выезд. Разумеется, все это было связано с огромной бюрократической волокитой и сбором всевозможных бумаг. Власти г. Юрьева-Польского, к которым приходилось обращаться, уже давно зачислили нас в категорию «антисоветчиков» и «отщепенцев». Поэтому всякий раз они заставляли нас подолгу ходить за каждой бумажкой. Вот уж поистине, правая рука не знает, что делает левая… Наконец-то, решил я, если наш выезд из СССР нужен прежде всего не нам, а КГБ, пусть они и оформляют документы. Стоило нам обратиться к начальнику УКГБ г. Кольчугино Маликову, «обслуживающего» наш район, по тому или иному вопросу, как все решалось без всяких замедлений. Мы отказались даже выплачивать по 700 рублей за каждого из нас за отказ от гражданства, и ничего, только пришлось написать объяснение, что таких денег у нас нет. И действительно, где нам было их взять?

Наконец, документы собраны и мы получили выездные визы в ОВИРе г. Владимира. Уже перед тем, как мы должны были выезжать на нашем «Запорожце» из г. Юрьева-Польского, к нам пожаловал сам Павел Павлович Маликов, чтобы «высказать несколько напутственных слов», которые сводились к тому, чтобы «не клеветать на Западе…». С женой П. П. Маликов был более откровенен: «Не думайте, что на Западе вы будете в безопасности, — если надо, мы вас и там достанем…». Вот какой диалог произошел у меня с Маликовым после таких «напутственных слов»:

— Я знаю, что вы, Валерий Андреевич, хотите ехать в ФРГ, — сказал Маликов, — уж вас там, наверное, хорошо встретят…

— Как всех выезжающих… — ответил я.

— Вы, наверное, едете к этому, как его? — делает Маликов вид, будто забыл имя человека, к которому мы «едем».

Я сразу понял уловку Маликова и кого он имеет в виду, но не подал виду.

— Кого Вы имеете в виду?

— Ну этого, как его?.. — при этом Маликов сделал даже жест рукой, как бы прищелкивая пальцами. — Который тоже недавно уехал…

— А! — ответил я «понимающе», — как же, к нему едем!

На лице Маликова выразилось удовлетворение от удачно сыгранной им роли.

— К Мюльбергу… — добавил я после небольшой паузы.

Лицо Маликова приняло разочарованный вид.

— Да нет, не к нему, а к этому, ну, как его, ну!.. — ждал он моего ответа. — К Любарскому, да?!..

— Извините, — еще больше разочаровал я Маликова, — барского я почти не знаю, даже не видел никогда, как же я к нему поеду?

…19 октября 1982 года мы приехали в пограничный город Чоп. В 9 часов утра подъехали к контрольному посту, граничащему с Венгрией. Спросили одного из пограничников, стоящего у шлагбаума, как долго займет вся процедура переезда через границу. «Да как обычно, минут пятнадцать, не больше», — ответил тот и показал нам куда мы должны подъехать для осмотра машины и проверки документов. Подъезжаю к смотровой яме, рядом с которой стол длиной метров в двадцать. Выходит служащий таможни, осматривает наши выездные документы, уходит. Минут через 15 нам предлагают подъехать к другой смотровой яме, с обратной стороны здания, где проверяют грузовые автомашины. Предлагают вынуть из машины все вещи и занести в специальную комнату для осмотра. Молча выполняем все указания таможенников, при этом переносить вещи нам помогает какой-то простой рабочий. «За что это вас так?.. — не удержался он. — Первый раз вижу, чтобы так проверяли!». Затем нам предлагают каждому по отдельности, в том числе детям, пройти в небольшую комнату для личного осмотра. Там уже проверяют все, вплоть до нижнего белья, которое заставляют снимать тоже… Всей процедурой обыска, как потом выяснилось, руководил сам начальник таможни Глеба и специально приехавший для этого из Москвы сотрудник КГБ.

Пока таможенники осматривают наши вещи, куда-то предлагают пройти жене «для беседы»… «Потом поговорят с Вами», — сказали мне. Оказывается, как и Маликов, приехавший из Москвы гебешник тоже захотел сказать нам «последнее напутственное слово» — не клеветать на Западе. Правда, меня к нему так потом и не вызывали…