Дмитрий Панин - Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

Во время коллективизации, то есть в самые ужасные годы в истории России, они занимались наглым враньем, расписывали сказочные условия, в которые попали вновь сформированные крепостные-рабы. Под их славословие «великого, горячо любимого, родного Сталина» были отправлены на тот свет миллионы.

В настоящее время психическая неполноценность Ленина не вызывает сомнений. Только в больном мозгу могли возникать дикие аномалии, которые соединяли взаимоисключающие понятия, такие как «демократический централизм», «демократическая диктатура», «террор как метод убеждения» и т. п. На его высказывания ссылаться нельзя, так как каждое утверждение в другом месте им же опровергается. Вероятно, это проистекало из его абсолютной аморальности, уничтожившей для него возможность различать добро и зло, а заодно и другие противоположности. Но зато по той же причине он применял любые самые страшные средства и обладал огромной волей — в этом была его сила.

Впрочем, современникам не требовалось дожидаться вскрытия черепа диктатора, после того как он год перед смертью находился в состоянии безумия. Его действия говорили сами за себя.

— Невзирая на ураган ужасных преступлений, обрушенных на все слои населения, еще ни один строй не вызывал у очевидцев стольких издевок и насмешек, когда невежественные фанатики и глупцы ломали, карежили и уродовали жизнь, разрушая необходимые связи и отношения.

Один старичок профессор в самые первые годы разрухи и голода частенько повторял:

«И сказал Господь Бог змию: за то, что сделал это, проклят ты…; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» [39].

Под «оно» подразумевался слой умных людей.

Ленинские нормы, то есть разрушение демократических свобод, которые вождь пролетариата презрительно называл «буржуазными», привели к тому, что действительно антинародная диктатура, рядящаяся в одежку коммунизма, в первую очередь уничтожает носителей разума, понимающих ложь и глупость этой системы, ибо она предчувствует свою гибель под натиском светлых идей. Двухсотмиллионное население оставило всего несколько произведений о наиболее трагичной полувековой эпохе огромной страны после разрухи:

коллективизация, закабалившая крестьян, огромные жертвы молоху индустриализации, чистки тридцатых годов, вторая мировая война, приведшая к зениту сталинской деспотии… а в итоге — до читателей дошли только «Хождение по мукам», «Тихий Дон», «Капитальный ремонт», «Дни Турбиных», «Конармия»… Почти все стоящие книги безжалостно истреблялись чекистами. Многое не увидело свет, вследствие того, что сами авторы были уничтожены или преследовались. Кроме того, часто портили свои произведения те, кто стремился приспособиться и стать советскими писателями. Памятник советской системе — горы хлама: написанная по заказу халтура и бездарная стряпня.

Только за последнее время, благодаря Самиздату, появилась надежда, что увидят свет уцелевшие произведения, хранившиеся долгое время под спудом. Только благодаря подпольному распространению рукописей, напечатанных почти всегда на машинке, в стране знают опального Нобелевского лауреата Солженицына.

В 1921 году страна была на грани поголовного крестьянского восстания и полного паралича хозяйства, вследствие «гениального водительства и руководства» Ленина. Крестьянство — главный враг и могильщик коммунистических диктаторов. Ленин украл у эсеров в семнадцатом году их земельную программу, а в восемнадцатом отменил ее декретом, отобрал землю в пользу государства и приступил немедленно к ограблению деревни продразверсткой. В стране был голод, грозные эпидемии. Ленин ни за что не расстался бы с чудовищной эксплуатацией населения, названной им «военным коммунизмом», если бы не перспектива быть растерзанным крестьянами. Коммунизм этого рода был ему крайне удобен, так как разрешал сосредоточить в его руках абсолютную власть над населением и давал возможность выкачивать средства для достижения мировой революции. Внутри страны Ленина поддерживала чернь, подонки общества и часть темных, обманутых им людей. Вне страны он рассчитывал на немедленную «мировую революцию», но пролетариат капиталистически развитых стран подвел гениального стратега: социал-демократы и рабочие смеялись над его бреднями. Поэтому пришлось пойти на уступки и перейти к «новой экономической политике» (нэп), как говорил Ленин, «всерьез и надолго», что в переводе с его лживого языка означало до первого удобного случая. Стране дали вздохнуть: деревню перестали открыто грабить в виде продразверстки, с крестьян стали взимать только налог и теперь у них оставалось достаточно для собственных нужд. Но ум Ленина на этом не успокоился, и хищный демагог решил закабалить деревню через сельскохозяйственные кооперативы. Для этой цели он продолжал натравливать крестьян друг на друга. План, созданный Лениным, проводил в жизнь Сталин, достойный его ученик, тоже гений, но еще более великий и разносторонний. К 1929 году он решил с «отступлением» покончить и начал проводить ликвидацию «кулачества как класса на основе-сплошной коллективизации». Это означало превращение крестьян в рабов сталинской деспотии, уничтожение всех непокорных и несогласных и образование готовых на любой труд орд людей, которых бросали в прорву индустриализации. Все стало возможным вследствие непрекращающейся работы машины террора, позволившей изъять активных, смелых, способных к протесту людей, уничтожить духовенство и через щупальца коммунистической агентуры изнутри непрерывно разлагать деревню.

Борьба с религией развернулась при Ленине и все усиливалась.

В двадцатые годы церковников, то есть активных приверженцев Церкви, вызывали в «Губчека» [40]и вечером расстреливали под шум заведенных моторов; священников в глухих местах убивали толпами из пулемета; над монахинями творили непрерывные издевательства. Рядовой верующий был мишенью травли, доносов и внесудебной расправы…

Те, кто попал ранее в церковь ради карьеры, организовали подчиненную чекистам «живую церковь». Высшая инстанция — местоблюститель митрополит Сергий забыл о своём высоком церковном сане и подписывал позорные обращения.

Русская церковь фактически прекратила свое существование. Подлинное духовенство было уничтожено.

О таком опустошении не помышляли даже татары, совершавшие набеги на древнюю Русь. Истинная церковь ушла с поверхности вглубь. Удивительно правильно на Западе называют ее катакомбной. Монахини и монахи разогнанных монастырей и священнослужители, лишенные приходов, стали центрами этой подпольной православной веры. Этот слой людей, подвергшихся жесточайшим гонениям и глумлению, был широко представлен в лагерях. Из 1600 церквей, соборов, часовен в Москве сейчас действуют 36, сотни полторы уцелели, но существуют в разгромленном виде, все остальные снесены; монастыри закрыты и большая часть их зданий уничтожена или приведена в негодность.