Илья Константиновский - Караджале

По случаю кончины Эминеску даже враждебно настроенные к нему люди вдруг прониклись состраданием к умершему и обвинили «Жунимя», особенно Титу Майореску в равнодушии к судьбе поэта. К чести вождя «Жунимя», следует сказать, что он многое сделал для больного поэта. Но, решив все же оправдаться перед общественным мнением, Майореску почему-то прибегнул к сомнительным рассуждениям о том, что гения нельзя судить, как простых смертных: «Говорить о материальной нужде Эминеску означает употреблять выражение, которое не подходит к его индивидуальности и которое он первый отверг бы. То, в чем нуждался Эминеску для жизни, в материальном понимании этого слова, он всегда имел».

Караджале прочитал эту статью и возмутился ее лицемерием. Он ответил на нее статьей «Ирония», в которой назвал все вещи своими именами.

«Мне очень трудно, — писал Караджале, — возражать знатокам в литературных делах, особенно зная, как раздражает их всякое возражение, и насколько опасно такое раздражение для простых смертных; но я должен сказать, что поэт, о котором идет речь, жил очень плохо; его бедность — не легенда; это была печальная реальность, и она сильно мучила его. О боже! Ведь человек этот жил не сотни лет тому назад, чтобы мы могли себе позволить разглагольствовать с такой легкостью о его печальной жизни! Он жил только вчера, здесь, с нами, со мной, день за днем, целые годы. Кого мы хотим обмануть?!. Я знал его, жил с ним рядом длительное время и знаю, как ценил он материальные блага жизни. Я видел, как часто он страдал от нужды!.. Но он был слишком гордым, чтобы жаловаться, особенно тем, кто сами должны были бы догадаться!» Караджале заканчивал свою статью так:

«Вчера его знали и ценили всего лишь несколько близких друзей, а сегодня он модное, всем известное имя; вчера он почти голодал, «не имея никаких средств к существованию, под угрозой тотальной нищеты», а сегодня проедаются большие деньги за счет его сочинений или под предлогом использования его имени; вчера без еды и одежды, сегодня статуи и монументы из бронзы, из мрамора, меловая бумага и бог весть что еще!»

Еще не раз трагическая судьба Эминеску вызовет страстный отклик в душе Караджале. В 1892 году в статье «Два примечания» он укажет на искажение стихов умершего поэта. Еще позднее, в письмах к Влахуца «Политика и литература» он попытается представить себе, каким образом Эминеску мог бы избежать своей печальной участи. Караджале кажется, что Эминеску следовало бы заняться политикой: если бы литературный талант поэта был закреплен успехом в политической деятельности, он не должен был бы дожидаться печальной смерти, чтобы стать популярным.

Тут, конечно, следует отметить, что Караджале еще сам не освободился от надежды занять когда-нибудь подобающее ему место в общественной жизни.

Трагедия Эминеску была для автора «Потерянного письма» трагедией литературы. В жизни и судьбе своего друга он увидел наглядный пример несправедливого и противоречивого отношения общества к духовной ценности гения. Преступное равнодушие при жизни, слава и возвеличивание после смерти! Так бывало уже не раз, но трагедия Эминеску сконцентрировала это в великий и печальный символ.

Каждый раз, когда Караджале оказывается «на мели», он возвращается к журналистике. Это самый быстрый из доступных ему способов заработать какие-нибудь деньги. И вот после вынужденной отставки с поста директора Национального театра Караджале снова ищет убежище в газете. На этот раз в редакции «Конституционалул». Здесь он и опубликовал свою статью на смерть Эминеску, которую мы цитировали выше.

Знатоки караджалевского письма расшифровали его псевдонимы в «Конституционалуле»: Ганс, Настратин, Фальстаф и Зоил. Кроме того, он писал политические передовицы за подписью «К». В них он развивал свою любимую идею об одинаковой сущности двух главных правящих партий. Придя к власти, и либералы и консерваторы одинаково нарушают конституцию. Попав в оппозицию, они клянутся ее защищать. Главная задача сторонников обеих партий — урвать побольше из правительственного пирога. В то время как газеты продолжают заполняться трескучей болтовней в стиле Рика Вентуриано, журналист Караджале предпочитал придерживаться фактов, наблюдать за действиями людей.

Стоит упомянуть и театральные рецензии Караджале, опубликованные в той же газете. Низложенный директор Национального театра еще раз доказал свою большую любовь к театральному искусству. Не обида за свой вынужденный уход и не стремление кому-либо отомстить, а искреннее желание помочь добрым советом новой дирекции — вот что характерно для театральных рецензий Фальстафа и Зоила в «Конституционалуле».

Работа в редакции «Конституционалул», конечно же, не разрешила материальных проблем Караджале, и он покидает ее уже в конце 1889 года. Он снова колеблется, что делать, но времени для раздумья у него нет, тем более что теперь он семьянин. В сентябре того же года директор Национального театра становится преподавателем истории в младших классах гимназии святого Георга.

Караджале не единственный писатель, вынужденный занимать скромную учительскую должность. В той же гимназии рядом с ним работают Ал Одобеску, Ал. Влахуца, Раду Россети — имена, вошедшие в историю румынской литературы. От Раду Россети мы узнаем некоторые подробности, касающиеся учителя Караджале. Дети очень любили его за веселость и отнюдь не казенный подход к своим обязанностям. Когда один из учеников, все время поглядывавший в окно, честно признался, что он слушал соловья, учитель предложил всему классу выйти в сад и последовать примеру мальчика, очарованного голосами весны. Учитель шел впереди класса, стараясь не шуметь…

Итак, с января 1889 года нет более старого холостяка. Перед нами молодой семьянин, влюбленный в свою жену. В двух мирах живет Караджале после своей женитьбы — в пестром, шумном, ветреном, болтливом, тщеславном, вечно переменчивом мире редакций, театров, литературных обществ и в тихом, пристойном, самом нежном и самом любимом мире недавно созданной семьи. Людям, встречавшим Караджале в редакциях и кафе, все еще кажется, что вся его жизнь проходит именно там. Вымышленный образ, который своим поведением рисовал на людях сам Караджале, маска комедианта, которую он а себя напялил, ввели в заблуждение очень многих. Этот вымышленныи образ передался потомству через многочисленные воспоминания. Он нашел свое отражение во всех биографиях писателя. Даже те, кто рисовал его судьбу в темных тонах, не избежали этой традиции — действие драмы Караджале разворачивается главным образом в пивных, обволакиваемое табачным дымом и ароматным чадом популярного в Румынии гратара — жаровни, на которой жарились любимые сорта мяса.