Мария Спендиарова - Спендиаров

«Проводя много времени в обществе дорогого, горячо любимого мною композитора-друга, я имел полную возможности наблюдать за процессом его творчества. Он работал хотя и с лихорадочным увлечением, но довольно медленно, тщательно отделывая все детали и добиваясь того, чтобы, что называется «попасть в точку», — вспоминал впоследствии Глазунов. О процессе работы Глазунова рассказывал Спендиаров: «Глазунов часто гостил у меня в Ялте. Он писал там «Фантазию на финские темы» и оркестровал Первый фортепьянный концерт. Заинтересовавшись, пользуется ли Глазунов при сочинении роялем, я как-то, уходя, загнул чехол, покрывавший инструмент. Вернувшись, я обнаружил, что чехол не тронут»

Бубен с маленькими бубенчиками по краям

Из воспоминаний ученика Спендиарова С.А. Шатиряна: «На премьере балета Александр Афанасьевич оказался рядом с Артуром Никишем и Рихардом Штраусом. Они восторгались подлинностью восточного колорита «Трех пальм» и спрашивали, Как он этого добился. Он ответил: «Я армянин». Александр Афанасьевич рассказал мне об этом на уроке».

Причина смерти Леси не выяснена — предполагали столбняк.

Из статьи Спендиарова о восточном оркестре, написанной в 1926 году в Ереване и помещенной в газете «Хорурдаин Метан»: «В 1916 году, будучи в Тифлисе, я познакомился со всеми восточными инструментами — струнными, духовыми и ударными, бывшими в употреблении на Кавказе. Своеобразная прелесть их тембров привела меня к мысли, что из этих инструментов можно было бы создать очень интересный оркестр. Тогда же, выразив удивление, что кавказские культурные музыканты ничего не сделали в этом направлении, я стал горячо советовать им заняться вопросом об организации восточного оркестра. При этом я рекомендовал расширить диапазон такого оркестра путем введения в него инструментов того же типа и тембра, что существующие, но более высокого и более низкого регистров, поручив изготовление этих инструментов лучшим специалистам…»

Из воспоминаний архитектора Мазмаяняна, в то время ученика армянской семинарии: «На концерте в семинарии выступал хор семинаристов под управлением композитора Спиридона Меликяна. Семинарист Каро Алабян (в будущем известный архитектор. — М.С.) Исполнил соло «Цирани Цар» Комитаса. Хор спел песни Комитаса «Лоло», «Аравотун бари луйс», «Луснагн ануш»… Спели мы также марш «Разудалые бойцы» Спендиарова, разученный специально для него, и «Тхконда» Спиридона Меликяна. Концерт происходил в большой классной комнате. Спендиаров сидел за партой, весь устремленный вперед, впитывая музыку, как губка. Иногда он просил повторить и записывал в маленькую тетрадочку. Когда мы кончили, он поблагодарил нас и сказал: «Это для меня новый мир».

Господа (армянск.).

Из письма к Г.А. Меликенцову от 18 июня 1916 года: :«Три врача, исследовавшие меня в этом году, нашли у меня расширение сердца, признали это явление довольно серьезным и запретили мне, между прочим, навсегда — курение и спиртные напитки и временно — дирижирование; последнее меня больше всего огорчает, так как мне предстояло в этом году выступить в качестве дирижера моих сочинений в Ялте (летом) и Петрограде (осенью). С большим трудом я вымолил у врачей разрешение поехать в июле в Ялту, чтобы устроить там в городском саду симфонический концерт (без моего участия) в пользу Армянского комитета помощи жертвам войны…»

Передаю воспоминания С.К. Меликян — жены композитора: «Когда А.А. пришел к нам, фонограф был заведен, Спиридон записывал ширакские напевы. Рукописи — на столе, всюду. А.А. надел наушники, чтобы ничего не упустить. Я позвала их обедать, они сказали: «Некогда, пока не дослушаем, не пойдем…» Потом А.А. попросил Спиридона спеть ширакские песни. Он спел, как всегда, очень горячо. Даже слезы были на глазах…»

На этом же вечере исполнялась пьеса «Эйдари» Н. Тиг-Раняна, послужившая основой «Персидского марша».

Из дневника Марины Спендиаровой: «Папа, Надежда Васильевна(Холодовская — учительница детей Спендиарова) и МарияЛюбимовна (Дюльбори — доктор) целые дни на митингах и народных собраниях».

Из дневника Марины Спендиаровой: «26 июля 1917 года. Концерт прошел великолепно. Красота была необыкновенная. По холмам — амфитеатр, усыпанный публикой. Внизу — люди, люди, люди… Из «Чертова домика» — музыка, а сверху луна — тихая, ясная, круглая. Папин хор исполнил «Хор поселян» и «Легенду». (Хором Спендиарова исполнялись также «Не плачь над трупами павших борцов» Н. Черёпнина, «Эй, Ухнем» А. Глазунова, русские и украинские народные песни.)

Курултай — татарское Учредительное собрание. Курултайцы — его сторонники

Из воспоминаний подруги девочек Спендиаровых Е.А. Герке: «Помню, как на стеклянную террасу (дома Спендиаровых) поднялся высокий человек в куртке из солдатского сукна. Он сказал, что он большевик, что в городе бесчинствуют курултайцы. «В вашем доме искать не будут, спрячьте на несколько часов…» — сказал он. Его спрятали в надежном месте…»

Из воспоминаний Марии Спендиаровой: «Папин письменный стол и все находящееся на нем притягивали меня. Там были карандаши простые и цветные, машинки для очинки карандашей, насыпанные в узкий сосуд стеклянные шарики, о которые вытирались перья, пресс-папье в форме лежащего кабана, Длинные резинки в виде толстого карандаша и гипсовый портрет Стасова. Кроме того, там были ящички из-под сигар, в которых хранились гвозди, гайки и другие мелочи».

Содержание оперы «Алмаст»:

Иранские войска под предводительством Надир-шаха безрезультатно осаждают крепость Тмкаберд. Ее защищают армянские воины, руководимые мужественным князем Татулом.

Старый шейх советует Надир-шаху подослать к жене Татула — тщеславной красавице Алмаст — ашуга для того, что бы тот обещанием персидского трона и славы склонил княгиню к измене.

Ашуг проникает в чертоги княгини. До его прихода Алмаст, охваченная мрачными предчувствиями, вспоминает об услышанном ею роковом пророчестве. Ашуг воспевает красоту Алмасы сулит ей царскую корону, и в ее душе оживают властолюбивые мечты.

Алмаст терзается противоречивыми чувствами — любовью к мужу и тщеславием. Ее душевный разлад достигает предела на пиру, устроенном Татулом в честь победы над персами. Танцуют девушки, мужчины, веселит всех шут, наряженный индейским петухом.

В трагическом танце Алмаст принимает решение. Она наливает снотворное в кубки Татула и воинов.