Александр Бенкендорф - Записки

Мы следовали вдоль окраины Москвы до Ярославской заставы, не будучи преследованы. Там мы остановились, чтобы прикрыть жителей столицы, бежавших от Французов.

Сердца самых нечувствительных солдат разрывались при виде ужасного зрелища тысяч этих несчастных, которые толкали друг друга, чтобы выйти скорее из города, в котором они покидали свои пепелища, свое состояние и все свои надежды. Можно было сказать, что они прощались с Россией. Едва мы услышали нестройный шум народа, который бежал, и неприятеля, вступавшего в Москву, нас охватил ужас, и мы отчаялись в спасении Империи {43} .

К вечеру густой дым поднялся из середины города: он скоро распространился и соединился с другими облаками дыма, от которых потемнело небо и которые скрыли от наших взоров Москву с ее тысячами церквей. Пламя с трудом прорывалось сквозь это темное облако: наконец показался огонь и явил нам Москву, пылавшую на всем пространстве. Это пламенное море производило ужасный треск и далеко освещало отчаяние опечаленных жителей и отступление нашей армии.

Огонь, однако, успокоил наши опасения. Французская армия вступала в ад и не могла пользоваться средствами Москвы. Мысль эта утешала нас, и ночь, освещенная гибелью нашей столицы, сделалась роковой скорее для Наполеона, нежели для России {44} .

Генерал Винцингероде, сознавая всю важность путей на Ярославль и Петербург, которые оказывались беззащитными в случае исполнения им полученного приказания — перейти на Владимирскую дорогу, отправил к фельдмаршалу курьера с докладом своих соображений и ' с просьбою о подтверждении приказания, прежде чем он обнажит обе указанные дороги. В Ярославле только что разрешилась от бремени Великая Княгиня Екатерина Павловна {45} , а Император и вся Императорская Фамилия находились в Петербурге.

Рано утром на следующий день Французы, владея пожарищем Москвы, заняли Ярославскую заставу и двинулись вперед, что вынудило нас отступить до Тарасовки.

Там мы получили ответ фельдмаршала, которым он вверял бдительности генерала Винцингероде охрану обеих дорог — на Ярославль и Петербург. Тогда генерал, оставив казачьего полковника с двумя полками для прикрытия Ярославской дороги, приказал ему о всех движениях неприятеля непосредственно извещать Великую Княгиню и стараться все время сохранять сообщение, с одной стороны — с дорогой на Владимир, для обеспечения сношений с нашей главной армией, взявшей путь на Коломну, и с другой — с дорогой на Петербург, куда направился генерал Винцингероде с остальною частью своего отряда.

Мы двинулись через Виноградове и прибыли в Чашниково на большой дороге из Москвы в Петербург. Полковник Иловайский 12-й остановился там с авангардом, а остальная часть отряда стала биваком у Печковской.

4-й корпус продвинулся по большой дороге, и его аванпосты находились в окрестностях Черной Грязи: прочие французские войска бивакировали на равнине Петровского дворца. Пожар Москвы уничтожил большую часть продовольственных запасов, которые Наполеон надеялся найти в ней; беспорядки и грабеж, вызванные этим ужасным пожаром в его армии, лишили ее последних средств, которые она еще могла извлечь. Неприятель был вынужден отыскивать для себя продовольствие в окрестностях столицы. Он внес всюду беспорядок и грабеж и уничтожал сам то, что могло облегчить его продовольствие. Скоро окрестности города представляли пустыню; приходилось искать дальше, разделяться на мелкие отряды, и тогда-то началась для Французов та гибельная война, которую казаки вели с такою деятельностью и искусством.

Полковник Иловайский получил приказание высылать повсюду партии для захвата неприятельских фуражиров. С каждым днем возрастали смелость и бдительность казаков и ослабевали дух и сопротивление Французов.

Майор Прендель {46} был отправлен с партией к Звенигороду, где ему усердно помогали вооружившиеся уже крестьяне и где он увеличил число пленных, со всех сторон приводимых к генералу.

Между тем неприятель, встревоженный постоянными потерями, которые он испытывал, и лишенный возможности доставать себе необходимое продовольствие и фураж, двинулся вперед в значительных силах. Наш авангард должен был сдать ему, и генерал Винцигероде, не будучи в состоянии поставить преграду его движению, был вынужден отступить до Клина.

Узнав, что в то же время неприятельская колонна двигается на Волоколамск, он выслал меня с гвардейскими казаками и одним казачьим полком. Два эскадрона Тверского ополчения присоединилось к этому маленькому отряду и своим усердием и храбростью соперничали с испытанными войсками.

Одновременно неприятель двинулся вперед по Ярославской дороге и вынудил к отступлению два казачьих полка, оставленных для ее охраны. Он выслал также колонну на Дмитров и, парализовав этим наступательным движением на несколько дней набег наших партий, прикрыл своих фуражиров {47} .

Я быстро двинулся на Волоколамск, откуда неприятель поспешно выступил. Я последовал за ним по дороге, ведущей в Можайск, и продвинулся вперед до Сорошнева. Там я разделил мой отряд на 4 части и указал каждой из них направление, которого держаться, назначив им сойтись на следующую ночь в Грибове.

Множество крестьян последовали за этими маленькими отрядами, которые на следующий вечер благополучно соединились и привели более 800 пленных, много повозок, лошадей и скота.

Генерал Винцингероде, вынужденный оставаться в Клину, имея перед собою значительные силы, и наблюдать Дмитров, находившийся у него на фланге, приказал мне не слишком удаляться от Волоколамска и избрать местом постоянного пребывания Порохов, откуда я должен был ограничиться высылкой партий, чтобы беспокоить неприятеля.

Полковник Иловайский, продолжавший командовать авангардом на большой Московской дороге, имел несколько удачных дел, и его партии снова начали захватывать неприятельские разъезды и фуражиров. Проходил редкий день, чтобы он не взял двести или триста пленных, а иногда и более. Мои партии были не менее счастливы и нападали врасплох на Французов в окрестностях Рузы, Звенигорода и на большой дороге из Смоленска в Москву, где они захватывали почту и курьеров.

Мой брат, бывший поверенным в делах в Неаполе, возвратился в Россию в ту минуту, когда Наполеон, как в новый крестовый поход, ополчил всю Европу против нашей Империи. Он счел своею обязанностью дворянина просить о поступлении на военную службу. Император соблаговолил принять его майором и назначить к генералу Винцингероде, который прислал его ко мне вместе с подкреплением из казаков. Я был приятно удивлен при виде его и поспешил предоставить ему возможность получить боевое крещение. Он начал с того, что атаковал внезапно на большой дороге из Москвы в Смоленск неприятельскую кавалерийскую партию, которую обратил в бегство, и привел из нее более 100 пленных и курьера, везшего очень интересные депеши, выяснившие нам плачевное состояние французской армии.