Хельмут Ньютон - Автобиография

Из-за удушливой летней жары окно на улицу приходилось открывать на ночь. Однажды вечером после ужина я сидел в постели рядом с Джун и читал газету. Вдруг какой-то пьяница сунул голову в окно, облокотился на подоконник и сказал: «Только посмотрите на этого ублюдка: сидит в постели и читает какую-то паршивую газету!»

Один из моих клиентов изготавливал шкафы, на вид неотличимые от мебели из красного дерева, со встроенными граммофонами и радиоприемниками. Он всегда заказывал по пятьдесят рекламных отпечатков на каждую модель, а в его ассортименте было около двадцати разных моделей; это означало, что объем одного заказа доходил до тысячи отпечатков. Я печатал их по ночам на самодельном увеличителе, который на самом деле представлял собой переоборудованную студийную камеру, перевернутую вверх ногами. Корпус нельзя было двигать, как и у обычного увеличителя, поэтому приходилось поднимать и опускать стол, на котором лежала фотобумага. Мое искусство фотопечати было ниже всякой критики, но я не мог позволить себе нанять ассистента. Поэтому я экспонировал отпечатки, а Джун проявляла, закрепляла и промывала их в отдельных кюветах.

Она готовила еду на маленькой газовой горелке в той комнатке, которая использовалась для сушки негативов. Капли проявителя и закрепителя попадали в кастрюли (мы пользовались двумя кастрюлями — одной для супа, а другой для кофе). Проявление пленки происходило в клетушке, которую мы называли «Маленьким адом». Пол в этой темной комнате был покрыт старинным гудроном, который так плавился в летнюю жару, что подошвы прилипали к нему. Летом температура достигала 110 градусов по Фаренгейту.

Рекламные заказы обмывались в пабах. Приходилось пить с потенциальными клиентами, чтобы заключить сделку. Мне это никогда не нравилось, и я по мере возможности старался избегать подобных ситуаций. Даже сейчас я мало общаюсь с клиентами по поводам, не связанным с фотографией.

Наступил день, когда заказчик, продававший мебель со встроенными радиоприемниками, пригласил нас отобедать с его женой. Она была пьяна еще до начала обеда и продолжала напиваться весь вечер. По-видимому, она почувствовала мое отвращение и начала грубить, а потом устроила безобразную сцену. Так я потерял свой сказочный заказ.

До встречи с Джун у меня был только один клиент, не дававший мне пойти ко дну: почтовый каталог «Рокманс», который издавали три брата. Каталог распространялся по всей Австралии, и они загружали меня работой. Мне приходилось отдавать более половины своего заработка главному художнику, который устроил меня на эту работу. Однажды днем меня вызвали в офис, где за столом сидели все три брата. Я стоял перед ними, как идиот. «Хельмут, — сказал один из них, — до нас дошли слухи, что ты собираешься жениться на нееврейке». Я не верил собственным ушам. «Да, я собираюсь жениться на Джун Браун», — наконец сказал я. «Хельмут, мы этого не понимаем. Ты хороший еврейский юноша, а вокруг так много замечательных еврейских девушек. Мы думаем, что тебе не следует жениться на нееврейке». — «Но это не имеет к вам никакого отношения», — сказал я. «Тогда, если ты женишься на этой девушке, то больше не сможешь работать для нас».

Я ценил эту работу как постоянный источник дохода, но не собирался выслушивать чужие указания относительно своей личной жизни. Я всегда не любил, когда мне указывали, что нужно делать. Мои последние фотографии для каталога лежали на столе, готовые к печати. Я взял их, порвал на мелкие кусочки и швырнул на стол перед братьями. «Мне наплевать, — сказал я. — Я ухожу, а свое мнение вы можете засунуть, куда захотите».

Мой приятель Фредди Левински тоже предостерегал меня от женитьбы на нееврейке. Настанет день, говорил он, и она назовет тебя «грязным жидом» или еще как-нибудь. Джун впоследствии никогда не позволяла себе этого, хотя я, бывало, разражался язвительными тирадами в адрес ирландских католиков и возмущенно бранился.

Меня бесполезно учить, как нужно жить или как следует есть суп. Джун может говорить: «Ты не можешь везде ходить и рыгать», а я отвечаю: «Я буду рыгать где и когда захочу, потому что мне так легче». Мне наплевать, если люди оборачиваются на улице. Я не знаю этих людей. Это может быть плохо или хорошо, но я абсолютно отказываюсь следовать определенным правилам.

Моим следующим источником дохода был журнал под названием «Новая идея», который существует и поныне. Работу распределяла милая старая дева по имени мисс Нэзеркот. Она приносила вязаные образцы одежды для малышей — чепчики, башмачки, узорные кофточки и так далее, — которые я раскладывал на листе бумаги и снимал сверху, чтобы все петли и швы были хорошо видны на фотографиях, которые печатались вместе с инструкциями по вязанию. Она также приносила вязаные абажуры и свитера, в которых позировала Джун, потому что я мог не платить жене за работу модели. Джун также позировала в разных шляпках для серии под названием «Шляпка недели», продававшейся в отделе уцененных товаров торгового центра «Майер». Бедная Джун не получала денег за свою работу; я всегда забирал их на том основании, что мне они нужны больше, чем ей.

Джун позирует для серии "Шляпка недели" в отделе продажи товаров по сниженным ценам универмага "Майер", 1947 г.

В конце месяца, когда приходило время платить за квартиру, я чудесным образом получал чеки от некоторых клиентов, не последним из которых был Джефф Эллиот, заведовавший отделом продуктов в магазине «Мьючиэл». Он присылал корзины с сыром и вином для фотографирования, но не для употребления.

Джун часто использовала нашу маленькую комнатку-студию с видом на улицу для сбора своих знакомых из театра. Иногда я приходил с работы после ланча и не мог открыть входную дверь студии, потому что внутри толпились безденежные актеры и актрисы. Джун подавала кофе и дешевое печенье, и они веселились от души, сидя друг у друга чуть ли не на голове. В таких случаях я нередко ворчал: «Если придет клиент, он не сможет даже попасть в эту треклятую студию». Но на самом деле все было замечательно и мне очень нравились все эти люди.

В начале 1950-х годов Джун совершила поездки по штату Виктория в составе Совета по образованию для взрослых, который был создан для того, чтобы нести культуру в местное захолустье. «Захолустье» в штате Виктория является очень широким понятием. Даже Мельбурн в те дни трудно было назвать культурным центром. Поэтому Джун три раза подряд уезжала на целый месяц нести культуру в массы, а я оставался в одиночестве.

Я посещал ее по выходным, когда она находилась не слишком далеко от Мельбурна. Она крутилась в тесной компании актеров и актрис, которые общались вместе и днем, и ночью.