Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма
- Название:Ночной корабль: Стихотворения и письма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Водолей
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма краткое содержание
Среди поэтов "первой волны" эмиграции - в плеяде Бунина, Ходасевича, Георгия Иванова, Одоевцевой и других - легче всего было "затеряться" тем, кто по каким-либо причинам вернулся в СССР: если эмигранты не могли этого простить Цветаевой, то что говорить о поэтах не столь известных... Среди "затерявшихся" - Мария Ланг, урожденная Волынцева, взявшая псевдоним "Мария Вега", издавшая в эмиграции три сборника стихотворений, не такой уж малой ценой вернувшаяся на родину и дожившая свой век в городе на Неве. Настоящее собрание стихотворений Марии Веги дополнено ее письмами к поэту Светлане Соложенкиной.
Ночной корабль: Стихотворения и письма - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
О нашем доме – прихожей гроба – рассказать ничего не могу, забилась в свой скит и работаю.
Обнимаю, целую и очень жалею, что так мало Вас видела в Москве. Приеду теперь, когда выйдет сборник.
Ваша Вега
85.
8 ноября 1977
Дорогая Светлана,
опять лежу у себя, дикие боли не проходят, температура каждый вечер 38, очевидно, меня поместят в клинику.
Писать мне очень трудно, нет положения, при котором едва удерживаешься от крика. Пишите мне, – это всего нужнее. Сейчас придут делать укол. Целую.
Ваша Вега
86.
13 ноября 1977
Дорогая Светлана,
доктор, присланный Дудиным, мне очень помог, и если я и болею, то никому не в тягость, никому не мешаю жить. Я даже сама уже могу подметать комнату, вытирать пыль, стелить постель и принимать позы, при которых не плачу от боли. Конечно, ни о каких прогулках речи быть не может, они ограничиваются выходом в коридор, пока проветривается комната. Но и говорить, и слушать я вполне способна. Заботиться обо мне никому не нужно, две картофелины мне варит Островская. Гранаты выжимаю сама и сама себе делаю чай.
После выхода драгоценного (если бы!) камня из почки воспаление обострилось, но постепенно успокаивается, так что сегодня я впервые попробовала повернуться на правый бок и обошлось почта хорошо…
К уходу Бориса Сергеевича я не могу привыкнуть, но знаю, что если директор позволит мне переселиться в его комнату, мне будет легче, останется вся привычная атмосфера, будто присутствие…
Целую Вас крепко, надеюсь на письмо, на стихи, на приезд.
Ваша Вега
87.
17 декабря 1977
Дорогая Светлана,
не зря мой бедный великан говорил, что были когда-то Ваньки-встаньки, а я Манька-встанька. Ведь ко мне в лазарет никого не пускали, и могу сказать, что даже в тяжелом сыпняке такого ужаса я не переживала. Была в мирах совершенно фантастических, но потом жар спал, и я протрезвела. Теперь мне запрещено всё на свете, кроме вареной рыбы и моркови всех видов.
В моем бредовом состоянии какие-то пятна всё же выделялись, и на первом месте выделилась почему-то Дина Анатольевна, наша Мона Лиза, показавшая себя в Москве в таком прекрасном облике, что я как будто Америку открыла (впрочем, эту проклятую страну я не хотела бы открывать и не благодарю за нее Колумба). Нет, не Америку, а прелестную страну, где что-то очень молодое, свежее, напоминающее детство и открытие «звезд на каблуках». Мона Лиза была более чем трогательна, и я ее полюбила искренно. Несмотря на большую «разность», между нами неожиданно много родного. Я буду рада, если она приедет в Ленинград.
Три Новых года мы с Вами встречали вместе, но на сей раз не уверена, что к приходу Деда Мороза я оживу. Тут предполагается какой-то «мюзик холл» и торжественный выход директора к елке, но это не для меня, и уж лучше запереться в моей келье Пимена.
Было время, я посещала домашние концерты на моем этаже, ходила в наше кино, но не могу больше переносить этих любопытных лиц, поворачивающихся в мою сторону, ни их перешоптываний, особенно с тех пор, как был пущен слух, что Борис Сергеевич умер из-за меня. Провожая меня в лазарет, куда меня отнесли на носилках, он, мол, был уверен, что я умираю, и это так на него подействовало, что он умер сам! Потом придумали, что мне 96 лет, и что я «эмалировала» себе в Швейцарии лицо и не улыбаюсь, чтобы эмаль не растрескалась. Надо ли объяснять, почему я этим ягам не улыбаюсь!
Хорошо, что Вы едете в Златоуст. Напишите оттуда. Стихи, начало которых Вы прислали, обещают быть очень интересными.
Обнимаю, целую.
Ваша Вега
КРАСНАЯ ПРЕСНЯ
Светлане– с благодарностью за бандерольку
с сигаретами «Краснопресненскими»
Не басня, не песня,
Не греза дразнящая, –
Красная Пресня,
Вполне настоящая!
Нет чуда чудеснее
Чем, утром туманным,
Вся Красная Пресня
В башмаке деревянном.
На мачте, как в кресле,
Юнга вихрастый.
Такое не часто
Приснится зимою Неве.
Он машет флажками пестрыми,
Вещает Петрову острову:
– Сенсация!!! Кража в Москве!!!
Не стало
Большого квартала.
Красная Пресня пропала!
На Петровском Острове – форт
С отставным капитаном в клетке,
Адмиралу подсунул черт
Низкопробные сигаретки.
Единственный толк от них –
В носовой платок чих да чих.
Рассуждает он сам с собой:
– То ль крапива, то ль зверобой?..
Адмиралом в отставке быть
Я привык. Но нельзя мне слыть
Отставным, черт возьми, поэтом
Перед фортом и целым светом,
Для себя имузы обузой…
Да и что поделаешь с музой,
Коль она, зверобой куря,
Здесь торчит совершеннозря!
Ведь у нас сейчас не стихи,
А хроническое «апчхи».
Отворчав, посмотрел в окошко.
На Неве замелькала мошка…
Или плошка?.. Или скорлупка?..
(Стало зренье, под старость, хрупко)…
– Боже мой, да ведь это шлюпка!
Чуть подальше – никак башмак,
Вроде шхуны… С юнгой на мачте…
Выгружаются красные пачки…
Не пришел ли сюда табак?!
Муза, не ленись, очнись,
Погляди не вниз, а ввысь,
С улыбкой на личике:
На сугробном берегу,
На снегу, на снегу,
Кирпичи-кирпичики.
Перед фортом гололед,
А башмак сейчас уйдет
Налегке, налегке,
На серебряном коньке,
Вспять, –
опять к Москве-реке.
Это юнга и вьюга играли.
Будут реки, моря, океаны,
Авантюры и новые страны…
Не вернете вы юнгу-пирата.
Он забудет о том, что когда-то
Старый форт померещился где-то,
Что дымилась в окне сигарета.
И сидел, пригорюнясь, на лавке
Боевой адмирал в отставке.
88.
1978. Ленинград
Число не помню, какое-то «мартобря»
Дорогая моя Львица!
1) Курю.
2) Сегодня пила водку.
3) Хохочу.
4) Завтра позволено встать и гулять по комнате, потом постепенно вылезать в коридор, бродить и, в первую голову, – подходить к телефону. При условии – надевать теплые колготки и несколько теплых шкур.
Катаюсь я в постели, как сыр в масле, ухаживают невероятно. Островская похитила из столовой для меня перцу и горчицы, – вареная морковь и кисельки надоели невероятно! Будь что будет, но боевой адмирал не может и не должен быть мокрой курицей. Кажется, я живу, специально для того, чтобы доставлять удовольствие микробам.
Вот, вкратце, и все.
Целую крепко, пишите, помните, сколько радости мне приносят Ваши письма!
Ваша Вега
89.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: