Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу

— Что там? — допытывался я. — Нефтесклад? Боеприпасы?

— Никто не знает. Село все выселено, жители угнаны. Возводили эти таинственные постройки русские военнопленные в сорок первом году. Говорят, двенадцать тысяч человек было. И когда стройку закончили, все двенадцать тысяч были расстреляны. До одного.

Доложил я Рудневу. Он приказал: «Надо во что бы то ни стало выяснить, что там построено. Поговори с Галей, не пойдет ли она еще раз?»

Галя согласилась пойти. Мы дали ей подробную инструкцию, сказали друг другу пароли и какие–то неловкие напутственные слова.

— Сколько же тебе лет, Галя? — спросил я на прощание.

— Девятнадцать.

Удивился я. Но наши девчата–партизанки объяснили мне все: оказывается, гитлеровцы почти полгода держали Галю в публичном доме; сначала в офицерском, а потом — в солдатском.

Галя не появлялась более трех месяцев. Послал я ее в разведку из Князь–озера, а вернулась она под Припять. Смотрю: еще морщин у нее прибавилось, еще больше глаза стали, горят как огненные.

— Выяснила?

Молча кивнула головой.

— План начертила?

Молчит.

— Что? Аэродром? Горючее? Боеприпасы? Может, завод какой секретный?

— Ставка Гитлера там. — И заплакала. — Почему вы мне мин не дали, подрывному делу не обучили? Почему?

Но мне не до нее уже было. Захватило дух. Побежал, доложил Ковпаку и Рудневу. На Большую землю полетели радиодонесения. Оттуда приказ: проверить. Послали две группы разведчиков, однако ни одна из них не смогла добраться до ставки Гитлера…

* * *

Капитан Наумов прожил у нас на Припяти всего три дня. Не успел он опомниться после своего Степного рейда, как был вызван в Москву. Интерес к его рейду проявлялся неслыханный. И понятно почему: кроме наших донесений, составленных по данным, добытым Галей, в центре, видимо, уже располагали сообщением из винницкого подполья, того, которое на берегах Южного Буга действовало. По сообщениям этим выходило, что в ту самую ночь, когда конница Наумова на хуторке с пятнадцатью жандармами баталию учинила, паника во всей гитлеровской ставке поднялась.

И в другой Ставке эта баталия тоже сразу привлекла к себе внимание. Был слух, что Верховный, выслушав доклад о ней, встал, прошелся по кабинету, трубку закурил и сказал:

— Несолидно как–то получается. Нехорошо. Капитан — и вдруг по ставке Гитлера ударил. Надо ему дать генерала…

Через неделю вернулся к нам в Оревичи молодой генерал Наумов…

* * *

Вспоминая все это, медленно прохожу по улице волынского села Печихвосты, мимо своего штаба. У штаба полно связных. Хлопцы столпились в кучу и не видят меня. Остановился у огромной липы. Слушаю.

— А еще мне пишут, да только брешут, видать, что живут хорошо. Вот послухай: «Хлеба получили на трудодень достаточно. Трудодней на всю семью заработали больше тысячи…» А всех–то трое: моя половина, да парнишка–ученик, да дочка девятилетняя.

— Видно, мать тянется не разгибаясь, — заметил кто–то басом.

— Пишут, что ничего для победы не жалеют…

— Ясно, что не жалеют, когда одна баба с двумя детьми–малолетками более тысячи трудодней выработала.

— Какая уж там жаль–печаль! Что ни говори, а нам полегче все же, — продолжает незнакомый бас, но тут же спохватывается: — Хотя тоже подчас достается и нам.

— А сколько получили хлеба–то?

— В том–то и дело, что не пишут. Если бы получили как следовает — непременно написали бы. А так, догадайся попробуй. Ну да у меня приусадебный ничего… Если только вовремя засадили картоху — хватит…

Не веселый у ребят получился разговор, но голоса все же счастливые, задумчивая теплынь в интонациях.

— Эй вы, скорее развозить почту! Пускай пишут ответы! У Наумова есть связь с разведчиками кавкорпуса. Можно передать письма на Большую землю! — крикнул я и тут же быстро пошел к столовой.

— Поужинаем без спиртного, — сказал генерал.

— Непьющие мы, как все настоящие партизаны–рейдовики, — смеется доктор Тарасов.

— Да, в рейде не разопьешься. Тут вмиг голову можно пропить. И не только свою, — заметил Наумов. А потом вдруг без всякого перехода спрашивает: — Слушай, нет ли у тебя свежих экземпляров «Русского слова»?

Я не знал даже, что это такое — газета, журнал или, может быть, книга какая.

— Газета, — пояснил Наумов. — В Ужгороде издается. Когда я служил на границе в Карпатах, любил ее читать.

— Нет, такой газеты у меня нет. Я больше «Дас рейх» почитываю.

— Владеешь свободно немецким?

— Да какой там свободно… Доктор один у меня есть. С пражским образованием. Вот с его помощью и почитываю.

— Интересно, — улыбнулся Тарасов.

Так мы и отужинали, перебрасываясь как будто ничего не значащими фразами. Затем начались «разговоры по существу». Первым делом, конечно, о противнике.

— Основной враг — четвертая танковая армия немцев. Тут, видимо, все бесспорно? — спросил Наумов.

— Это верно. У меня на пути этой армии один батальончик есть. Под Бродами…

Генерал сделал вид, что пропустил мимо ушей упоминание о батальоне Брайко. Но по глазам его я заметил — принял к сведению.

— А этот немец ваш, он как? Действительно ходит к противнику? Свободно?

— Он в офицерском костюме на Львовскую магистраль уже дважды выскакивал, — сказал Войцехович.

— Это тот, что на Днепре отличился?

— Ага…

— Клейн или Кляйн? Так, что ли?

— Мы Кляйном зовем… А где Медведев? — спрашиваю я у генерала.

— Да где–то тут, на подходе, должен быть, — отвечает Наумов. — Сейчас вся наша активная партизанская братва потянулась поближе к Львову.

— А кто у вас все–таки под Бродами? — интересуется наумовский комиссар. — Там отряд полковника Павленко вчера ночью три эшелона под откос пустил. Один вроде с танками.

— У меня под Бродами Брайко, — улыбнулся я.

— Не слышал такого, — бросил генерал.

— Еще услышите.

— Кто же он? Почему ты в него так веришь?

— Да тут паренек один… Командиром третьего батальона. Бывший пограничник.

— Ну, раз пограничник — это другое дело, — засмеялся Наумов.

— Скажи, пожалуйста… И много их у вас таких? — с доброй улыбкой спрашивает Тарасов.

— Да есть. С десяток наберется. Вот, скажем, грузин Бакрадзе, тот, что Горохов занял.

Наумов нахмурился.

По нашим расчетам выходило, что Горохов заняли хлопцы Бакрадзе. Но Наумов сам стоял в Горохове и оттуда приехал к нам. Спорить не стали. Замяли это дело. И, может быть, напрасно: до сих пор Бакрадзе стоит на своем, а Наумов — на своем.

Стараясь перевести разговор на другую тему, я рассказал тогда Наумову о начале нашего рейда. При этом не удержался, пожаловался на «частного дурака» из штаба — Соколенко–Мартьгнчука. Генерал развеселился и, порывшись в планшете, показал мне текст своей телеграммы.