Иван Кожедуб - Неизвестный Кожедуб

Без опыта, без знаний удачи не бывает. И я добивался ее неустанной работой над собой. Меня воспитали комсомол, большевистская партия. Они укрепили мой боевой дух, развили во мне стремление к знаниям, воспитали из меня человека смелого, настойчивого в достижении своей цели, воина, готового идти на смерть во имя победы дела Ленина — Сталина. Большевистская партия воспитала во мне драгоценное качество: никогда не успокаиваться на достигнутом. И я всегда старался не задерживаться на достигнутом уровне знаний, мастерстве, идти вперед и только вперед!

Мысленно даю клятву учиться, учиться без устали. Только этим могу я отблагодарить Родину за высокую награду.

Вечер — один из самых счастливых вечеров в моей жизни — провожу в боевой семье героев, испытанных друзей, с которыми начинал свою фронтовую жизнь.

В дни ожидания ответа из Военной академии мне удалось встретиться с человеком, которого я так часто вспоминал на фронте, — Борисом Гавриловичем Шпитальным. Его оружием я сбил первый фашистский самолет под Белгородом. Его же оружием сбил шестьдесят второй — над Берлином.

Шпитальный встречает меня, как близкого человека. Говорит он быстро, четко и некоторые фразы, которые считает особенно важными, повторяет. У него проницательный и выразительный взгляд, высокий, открытый лоб, энергично очерченное, немного суровое лицо. Зато когда он улыбается или смеется, то сразу делается удивительно добродушным.

Мы очень долго говорим о вооружении. Борис Гаврилович задает вопрос за вопросом. Его интересует мое мнение о качестве оружия на «Лавочкине». Последовательно рассказываю ему ряд эпизодов, говорю, что называл его оружие «разящим мечом». Борис Гаврилович иногда переспрашивает и задумывается. Затем разговор переходит на темы, не имеющие ничего общего с войной, техникой.

Улыбаясь и дружески глядя на меня, Борис Гаврилович говорит:

— Ну, а теперь побеседуем о вашем будущем. Конечно, перед вами все дороги открыты. Но я думаю, что совет старшего и более опытного человека вам, хоть вы и закаленный воин, может пригодиться. Советую обязательно поступить в академию.

И Борис Гаврилович хорошо и просто говорит о моем дальнейшем росте, о коммунистической этике, о дружбе, о долге большевика. Его слова запали мне в душу. И я был вдвойне благодарен ему — и как конструктору боевого вооружения, и как старшему товарищу.

Прошло еще несколько дней, и я получил извещение: меня зачислили в Военно-воздушную академию.

Я понимал, что мне нелегко будет учиться, но был уверен, что под руководством опытных педагогов сумею преодолеть трудности. И смело шел им навстречу.

Перед началом занятий в академии получаю отпуск и на пассажирском самолете лечу в родные места, на Украину, в Киев.

Смотрю на Днепр и вспоминаю воздушные бои над переправами — десять дней ожесточенных боев, одиннадцать сбитых мною самолетов.

Я посетил могилы генерала армии Ватутина и старого русского летчика Нестерова, таранившего в годы первой империалистической войны вражеский самолет. Побывал на заводах, в клубах, много беседовал с учащейся молодежью, рабочими.

Из Киева вылетаю в городок, в который уже давно вернулось из эвакуации мое родное училище летчиков-истребителей. Здесь я воспитывался, учился летному искусству.

Меня встречают торжественно. Весь личный состав, все курсанты выстроились на знакомом аэродроме.

Старых друзей — Усменцева, Панченко, Коло-мийца — я не застал. Они были на соседнем аэродроме, где я начинал свою боевую деятельность. Они всю войну работали инструкторами и подготовили не один десяток летчиков.

В училище внешне все на своем месте, словно не было войны, эвакуации, четырех лет тяжких испытаний. Тот же распорядок дня, та же хорошо налаженная учеба. Даже стенгазета, которую я столько раз оформлял, висит на том же месте. Но чувствуется, что дисциплина в школе стала еще крепче.

Много беседую с курсантами, инструкторами. Делюсь своим опытом. Встречаю нескольких старых преподавателей и бесконечно рад, что могу поблагодарить их за то, что они научили меня летному делу, привили любовь к самолету.

Вылетаю на аэродром, где находились мои друзья по училищу.

Сколько событий оживает в памяти, когда пролетаю над местами боев! Не могу усидеть на месте, перехожу от окошка к окошку и смотрю вниз. Вот здесь как будто упал «фокке-вульф», подальше — «мессер». Тут был наш аэродром. Там пролегала линия фронта, и над ней мы прикрывали с воздуха наши наземные войска от вражеской авиации…

А теперь подо мной на освобожденной земле идут осенние полевые работы. Жизнь вновь возвратилась на эти места, опаленные огнем войны.

Вот и аэродром. Не успел я выйти из самолета, как меня подхватили мои старые друзья по авиационному училищу и повели к трибуне, у которой выстроился весь личный состав эскадрильи. Среди незнакомых лиц сразу замечаю старого техника Наумова. Он радостно улыбается.

Хочу рассказать собравшимся о том, как я получил здесь первое боевое крещение, как вылетал с товарищами на первые боевые задания. Взгляд мой невольно останавливается на развалинах ангара, возле которого погиб Солдатенко — наш любимый командир. Несколько минут не могу произнести ни слова. С трудом отвожу взгляд от ангара и начинаю говорить о Солдатенко.

Мы идем на его могилу. Долго стоим над ней, вспоминаем товарищей, погибших в боях за нашу Родину.

Целый день я провел с друзьями, мы никак не могли наговориться. На следующее утро я улетел в Шостку.

Радостное и вместе с тем грустное чувство охватывает меня: издали видна Ображеевка, поля, леса, лентой извивается речушка. Знакомый пейзаж… Сколько раз я любовался им, когда летал над маленьким аэроклубовским аэродромом! А где же техникум, общежитие? Фашисты при отступлении уничтожили много домов.

На аэродроме — директор техникума, старые преподаватели. У многих на глазах слезы радости. Меня обнимают, жмут руки. Сколько расспросов, разговоров!

С болью в сердце слушаю о том, как фашисты истязали моих земляков. Иду на братские могилы замученных гитлеровцами советских людей. Там лежит и старый партизан Сергей Андрусенко…

Товарищи приглашают меня в горком партии. У входа собралось много народу. Люди улыбаются, протягивают мне цветы.

Я так взволнован неожиданной встречей, устроенной земляками, что не могу сразу заговорить, но вот слова полились сами собой. Речи держат и мои земляки.

Из Шостки еду на автомашине в Ображеевку. Вот она, дорога, которую я за годы учения исходил не одну сотню раз! Маленьким показалось мне родное село. Подъезжаю к сельсовету. Меня уже ждут, собрались все односельчане, вся моя родня. Ищу глазами сестру Мотю. Вот она — окружена ребятишками. Меня целуют, обнимают — просто, от души, и я целую и обнимаю стариков, детей, всех подряд.