Нейл Страусс - Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Однажды ночью, когда я хорошо поддал, в «Магнолия Ликер» вошёл ссутулившийся рокер с черными волосами. Он напоминал жуткий вариант Джонни Тандерса, поэтому я спросил его, играет ли он музыку. Он кивнул, что играет.

"Что ты слушаешь?" — спросил я.

"«The Paul Butterfield Blues Band» и Джеффа Бека", — ответил он. "А как относительно тебя?"

Я был разочарован, что у этого горбуна, который выглядел настолько безумно, был такой ущербный и предсказуемый вкус. Я отбарабанил список крутой музыки, которой я увлекался — «Dolls», «Aerosmith», «MC5», «Nugent», «Kiss» — а он только высокомерно посмотрел на меня.

"О, — сказал он сухо, — я-то слушаю настоящих музыкантов".

"Да пошёл ты, мужик", — выпалил я в ответ. Напыщенный кусок дерьма.

"Нет, это ты пошёл", — сказал он не злобно, но твердо и уверенно, как будто скоро я должен был убедиться в ошибочности своих выводов.

"А ну, вали из моего магазина, засранец". Я притворился, будто собираюсь перепрыгнуть через прилавок и надрать его Джеффа-Бека-любящую задницу.

"Если ты хочешь увидеть настоящего гитариста, приходи посмотреть на меня сегодня вечером. Я играю вниз по улице".

"Давай-давай, вали отсюда. У меня есть дела и поважнее".

Но, конечно же, я пошел посмотреть на него. Я, возможно, ненавидел его вкус, но мне нравилось его отношение.

Той ночью я украл пинту «Джек Дениэлс» , сунув бутылку в носок, и выхлестал её перед тем, как войти в бар. Внутри я увидел, как весь в коже маленький заскорузлый Квазимодо, играл на гитаре слайдом микрофонной стойкой, перемещая её вверх и вниз по грифу с невероятной скоростью. Он как сумасшедший выбивал дерьмо из этой грёбаной гитары так, как будто он только что застукал её в постели со своей подругой. Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь так играл на гитаре. И он тратил впустую свой талант с группой, которая напоминала опустившихся «Allman Brothers». После выступления мы сели вместе и выпили. Я был поражен его игрой и решил, что прощу ему его дерьмовый музыкальный вкус. Позднее мы несколько раз говорили с ним по телефону, но затем я потерял его след.

Я начал менять группы как перчатки. Я приходил на прослушивания по объявлениям в журнале «Ресайклер» («The Recycler»), денёк играл с ними, а затем никогда больше не появлялся. Наконец, идя на встречу с очередной группой, я научился оставлять свой бас в багажнике автомобиля. Если у них не было сабвуфера, который был почти у всех (т.к. все косили под «Lynyrd Skynyrd», а я косил под Джонни Тандерса), я говорил им, что мне необходимо сбегать к автомобилю за инструментом, а затем просто уезжал восвояси.

Вскоре я был вознаграждён за упорство в поисках: я ответил на объявление группы под названием «Garden» или «Soul Garden», или «Hanging Garden», или «Hanging Soul». Это были мрачные парни с длинными черными волосами, которые более или менее были похожи на меня. Однако они играли ужасный «Дорз», что-то похожее на психоделический джэм-рок, и я снова сбежал. Но я продолжал встречаться с гитаристом этой группы Лиззи Грэйем (Lizzie Grey) в клубе «Старвуд». У него были длинные вьющиеся волосы, вздыбленная причёска и высокие каблуки. Эдакая помесь Элиса Купера с гремучей змеёй, он одновременно был и самой красивой женщиной, и самым уродливым мужчиной, которого я когда-либо видел, за исключением, пожалуй, музыканта Тайни Тима. Скоро выяснилось, что мы оба были одержимы «Cheap Trick», «Slade», «Dolls», ранними «Kiss» и Элисом Купером (особенно, «Love It to Death»).

Именно через Лиззи я присоединился к моей первой группе в Голливуде. Лиззи был приглашен огромным ужасным ублюдком по имени Блэки Лоулесс (Blackie Lawless), чтобы играть в группе под названием «Sister», которая также включала в себя неистового и сумасшедшего гитариста Криса Холмса (Chris Holmes). Я знал Блэки по гриль-бару "Rainbow": он мог просто стоять в середине зала, высоченный, с длинными черными волосами, в черных кожаных штанах и черной косметикой на глазах, и испускать магнетизм такой силы, что все девчонки скоро были у его ног. Каким-то образом Лиззи уговорил Блэки позволить мне играть на басу в «Sister» — обречённой на распад, уродливой и зловещей группе. Мы репетировали на Гауэр Стрит в Голливуде, где репетировали «Dogs».

Блэки был удивительным поэтом-песенником и, несмотря на тот факт, что он был холоден и закрыт, он вдохновлял всех своей речью, а посему производил впечатление не только музыкой, но и своим появлением. На сцене он ел червей и рисовал пентаграммы — в любом случае, это вызывало реакцию у публики. В студии мы записали несколько песен, например, "Mr. Cool", иногда мы садились в кружок и часами обсуждали то, как мы будем выглядеть на сцене или что он пытается выразить в той или иной своей песне. Однако Блэки принадлежал к классу людей, подобных мне, кто видел жизнь как войну — и он всегда должен был оставаться генералом. Остальная часть группы, как предполагалось, была хорошими солдатами и ничем больше. Так Блэки и я скоро начали бодаться, снова и снова, пока не расшибли свои лбы в кровь, и, как у генерала группы, у него не было другого выхода, кроме как уволить меня со службы. Вскоре он выгнал и Лиззи, и мы оба решили сформировать свою собственную группу.

К тому времени я был абсолютно без гроша. Меня уволили из винного магазина и с фабрики за то, что, репетируя с группой, я прогуливал работу. Я нашел работу в другом магазине звукозаписей под названием «Wherehouse Music» на пересечении Сансет и Уэстерн, где мне удалось избежать неприятностей. Когда с деньгами было совсем туго, я сдавал кровь в клинике на Сансет, чтобы оплатить счета. Однажды утром, пока я ждал автобус до «Уэрхаус Мьюзик», я познакомился с девчонкой по имени Энджи Саксон. Вообще-то, у меня не было никакого интереса к женщинам, за исключением одной или двух, когда они могли обеспечить меня деньгами: всё остальное время они были где-то далеко от меня. Но Энджи была другой: она была певицей, и мы могли говорить о музыке.

Если не считать Энджи и Лиззи, у меня не было друзей, которые продержались бы дольше недели, я никому не мог доверять. Поскольку я всегда голодал и сидел на стимуляторах, я часто чувствовал, как будто у меня нет тела, словно я был всего лишь дрожащей массой нервов. Однажды, когда я почувствовал себя особенно подавленным и беспокойным, я решил найти своего отца. Я убедил себя в том, что звоню ему потому, что мне нужны деньги — деньги, которые он должен был мне за все эти годы, с тех пор, как он оставил меня. Но сейчас я понимаю, что я хотел чувствовать себя связанным хоть с кем-то, говорить с ним и, возможно, в процессе общения узнать хоть что-нибудь о том, что сделало меня таким безумным. Я позвонил моей бабушке, потом матери, и они сказали мне, последнее, что они слышали о нём, что он работает в Сан-Хосе в Калифорнии. Я позвонил в справочную службу, спросил о Фрэнке Феранна и нашел его. Я записал номер рядом с телефоном, а затем залпом выпил пятый вискарь, чтобы набраться храбрости прежде, чем набрать его.