Нейл Страусс - Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Я думал, что она самая весёлая девушка на планете. Ей нужно было стать комиком. Она постоянно была в движении и говорила быстрее, чем любая другая девчонка из тех, кого я знал. По существу, она была маньяком, и я, чёрт побери, тащился от неё .

Первая ночь, которую мы провели вместе, случилась во время перерыва в туре с Кораби. Она жила в Ресида со своей дочерью, Тэйлэр, от её брака с вокалистом «Warrant» Джени Лэйном. Помню, я смотрел клип на песню “Cherry Pie” и думал, что она самая горячая тёлка из всех. У неё были идеально белые волосы, огромные глаза самочки, большие лоснящиеся губы и громадные титьки — кому какое дело, были они настоящие или нет. Её звали Бобби Браун, и она украла моё сердце. Второе, что она сделала, открыла свой рот.

Я спал в её кровати после нашего первого свидания примерно в четыре утра, когда внезапно здание начало раскачиваться. Я понятия не имел, что происходит: сначала я подумал, что это какой-то безумный сон, затем я подумал, что какой-то чувак пытается проникнуть внутрь. Когда я медленно вернулся в сознание, я вдруг понял, что весь дом ходит ходуном. Мы лежали голые в её кровати, не зная, что делать, как вдруг её большой платяной шкаф рухнул на пол, разбив при этом экран телевизора на тысячу мелких кусочков.

“Тэйлэр!” закричала вдруг Бобби. Её дочь находилась одна в другом крыле дома, и никто не знал, что там происходит. Мы соскользнули с кровати и упали на пол, практически наложив в штаны. Мы распахнули дверь и выскочили в коридор. Всё валилось на пол, а дом так жутко раскачивался, что нас постоянно кидало от стены к стене, когда мы пытались ползти. Чем ближе мы подбирались к двери Тэйлэр, тем сильнее грохотал дом, и нам казалось, что сейчас он просто рухнет, мать его. Пока мы ползли до её комнаты, я оглянулся назад и увидел, что весь дом разваливается на части. Кухня и гостиная просто полностью откололись и исчезли, оставив после себя зияющую дыру темноты. Я был уверен, что мы погибнем.

Тэйлэр лежала на полу и плакала, в то время как землетрясение бросало её по всей комнате. Я схватил её и закричал, “Чёрт, давайте выбираться отсюда”. Затем Бобби и я выскочили из комнаты в направлении передней, осторожно, чтобы нас не выбросило в оторванную часть дома, где нас, в любом случае, внизу поджидала пропасть. Входной двери не было, так что мы выбежали в тот проём, где она обычно находилась, и оказались на улице. Снаружи земля дрожала не так интенсивно, и мы присоединились к её соседям, которые оплакивали то, что осталось от их домов.

После такого первого свидания, пути назад не было. Бобби и Тэйлэр переехали в мою халупку на берегу, и после шести месяцев совместного веселья, я положил обручальное кольцо за пятнадцать тысяч долларов на верхушку шоколадно-орехового пирожного, которое она заказала во время обеда, затем встал на колени и попросил её стать моей женой. Она сказала “да”, и это был момент, когда всё покатилось под откос. Но покатилось медленно, так медленно, что я едва ли мог это заметить.

Скотт Хамфри однажды прослушивал музыку, которую я написал, а Бобби в это время набросилась на меня за то, что после бритья я не смыл волосы с раковины или что-то типа этого. “Эй, чувак”, сказал Скотт. “И ты позволяешь ей высказывать тебе подобные вещи?”

“Ты о чём?” спросил я его.

“Она обходится с тобой так, будто ты вовсе не человек. Она всегда такая?”

“Ну, да”, сказал я. И вдруг эти любовные шоры упали с моих глаз, и я начал замечать вещи, которых никогда раньше не замечал. Вещи, связанные с ней, которые казались из ряда вон: она крадучись передвигалась по дому, прятала от меня вещи, пропадала в странных командировках, получала телефонные звонки от парней, которых я не знал, а когда я просыпался по утрам, её обычно не было в кровати. Можно было подумать, что у неё другой парень, с которым она обманывает меня. Но я был уверен, что Бобби выше всего этого.

После того, как розовые очки были сняты, я также заметил, что она худеет и постоянно испытывает раздражение, мать её. Иногда я приезжал домой из тура или из студии, а она сидела на полу со всеми этими художествами и поделками, раскиданными вокруг неё. Она склеивала термоклеем фрукты и цветы или покрывала вазу с композицией золотой краской из болончика.

В следующий раз, когда я оказался наедине с одной из её подруг, я спросил её, “Чувак, Бобби принимает грёбанный кокс?”

“Я не собираюсь отвечать на этот вопрос”, сказала она. “Но почему бы тебе самому не заглянуть в её сумочку? Или проверить её косметичку. И помни — мы ни о чём таком с тобой не разговаривали”.

Конечно же, я схватил её сумку и нашел там грёбаный кокс. Сразу же стало понятно, что всё в наших отношениях было полной ерундой, и это объяснило безумные неожиданные перепады настроения, жертвой которых я всегда оказывался. Когда я поставил её перед фактом, сначала она всё отрицала, затем набросилась на меня из-за выпивки, а потом возложила всю ответственность за это на меня. Конечным результатом явилась чудовищная долбаная драка, которая закончилась тем, что я вынужден был спать на полу, как собака.

После этого всё затаённое негодование, которое росло в Бобби, начало выплёскиваться наружу ежедневно. Всё, что я начал думать о ней, она одновременно думала обо мне. Она почувствовала, что я один из тех, кто подвержен перепадам настроения; потому что, живя с ней, я стал скрытным, подозрительным и несчастным; и поэтому я обманывал её за её спиной — но не с наркотиками, а с другими женщинами. Её особенно бесило то, что я попросил её бросить её актёрскую и модельную карьеру, потому что я был настолько травмирован моим браком с Хизер и хотел иметь детей и полноценную жену. Через какое-то время всякий раз, когда звонила Хизер (т. к. мы остались друзьями), Бобби могла изойти на говно; а всякий раз, когда ей звонил какой-нибудь парень, у меня ехала крыша. За несколько дней до Рождества, когда я хотел пойти на праздничную вечеринку, наша взаимная ревность и недоверие вылились в неожиданную безобразную драку прямо на глазах у Тэйлэр.

К тому времени мы дрались каждый день, и это не могло не сказываться отрицательно на развитии Тэйлэр, не говоря уже о моём развитии. Я пытался найти хотя бы единственную причину, по которой она должна была оставаться в моей жизни, и не мог придумать ни одной. Даже её чувство юмора, которое мне поначалу так нравилось в ней, исчезло, и наши отношения стали носить характер постоянного негатива и взаимных обвинений.

Когда я попросил её съехать, она пришла в ярость и сказала, что она никуда не поедет без своей одежды, мебели и прочего дерьма. “Знаешь что”, сказал я ей. “Ты получишь весь свой хлам, когда вернёшь мне моё обручальное кольцо. Потому что,сука. свадьбы не будет, и это — факт, чёрт тебя побери!”.