Нейл Страусс - Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Единственная причина, по которой я хотел записать альбом, состояла в том, что я мог таким образом производить ещё большее впечатление на девочек, рассказывая им об этом. Так что мы решили эту проблему, создав наш собственный лейбл «Leathur Records». Мы купили время в самой дешевой студии, которую только смогли найти: крошечное здание в плохом районе на Олимпик Авеню за шестьдесят долларов в час. Мику понравилось это место, потому что там был большой микшерский пульт и очень маленькие комнатки, которые, как он сказал, подходили лучше для естественной реверберации. Мик уволил звукоинженера и ввел в дело Майкла Уогнера (Michael Wagner) — общительного розовощёкого немца, который работал с метал-группой «Accept». Вместе мы выплюнули «Too Fast for Love» за три пьяных дня. Когда мы не смогли ни с кем договориться о распространении альбома, Коффман делал это сам, разъезжая повсюду в своём арендованном «Линкольне» и пытаясь уговорить магазины звукозаписей продать хотя бы пару копий. Однако в течение четырех месяцев, у нас появился дистрибьютор «Greenworld» и мы продали двадцать тысяч альбомов, что было неплохо для записи, на производство которой было потрачено шесть тысяч долларов.

Мы праздновали выпуск альбома вечеринкой в «Трубадуре», который был одним из моих любимых клубов, потому что там был один парень, из которого я действительно любил вышибать дерьмо. У него были длинные волосы, и он боготворил нас, но он был чересчур надоедливым, из-за чего и страдал. Только я толкнул его назад через Томми, который встал на четвереньки позади него, как вдруг я увидел девчонку с густыми платиново-белыми волосами: яркий румянец на щёчках, тёмно-синие тени на веках, черные кожаные штаны в обтяжку, панковский ремень и черные сапоги с высокими ботфортами.

Она подошла и сказала, “Привет, я Лита. Лита Форд из «Runaways». Как тебя зовут?”

“Рик”, — сказал я.

“Правда что ли?”, - спросила она.

“Да, я Рик”. Я был очень самодовольным и думал, что каждый должен знать моё имя.

“Жаль, — сказала она, — а мне казалось, что ты кто-то другой”.

“Ну, значит, тебе неправильно казалось”, - поглумился я и как обычно задрал нос кверху.

“Очень жаль, Рик, — сказала она, — потому что я хотела раскатать с тобой "колесо" ”.

“Правда?” Я заинтересовался.

“Я думала, что ты Никки”.

“Я Никки! Я Никки!” Я чуть было не обмочился от удовольствия, как пёс в предвкушении лакомства.

Она откусила половину таблетки и положила её мне в рот, и это было что-то…

Мы начали болтать и оттягиваться. Прежде, чем я встретил её, я думал о большинстве женщин то же самое, что я думал о своей первой подруге, Саре Хоппер — надоедливые существа, которые иногда полезны в качестве альтернативы мастурбации. Но Лита был музыкантом, и я мог соотносить себя с нею. Она была милой, умной и абсолютно нормальной женщиной. В разъяренной буре, на которую стала похожа моя жизнь, она была кем-то, за кого я мог уцепиться; кем-то, кто помогал мне твёрдо стоять на ногах.

Однажды ночью Лита, Винс, Бет и я вышли из «Радуги», когда какой-то байкер начал ездить вокруг девчонок и спрашивать, не хотят ли они с ним потрахаться. В то время байкеры объявили войну рокерам. Мы понаблюдали с минуту, а затем подошли к нему. Мы были в хорошем настроении, поэтому мы не ударили его. Мы попросили его прекратить. Он впился в нас взглядом, а затем сказал, чтобы мы отвалили.

Я носил цепь вокруг талии, пристёгнутую к кожаным штанам застежкой. Я выхватил цепь и начал крутить ею в воздухе, круша головы. Вдруг ещё пара человек присоединилась к драке. Один из них, волосатое чудовище шесть на четыре фута, налетел на меня, как бык, выбив из меня дух и оттесняя меня обратно к кустам. Я опустил цепь на землю, а он схватил мою руку своей кожаной перчаткой, зажал её у себя во рту и ударил по ней прямо в кость со всей силы. Я закричал, адреналин ударил мне в голову, я схватил цепь и начал хлестать его прямо по лицу.

Внезапно он оттолкнул меня, вытащил пистолет и сказал, “Ты арестован, ублюдок”. В волнении я даже не понимал, что два человека, которые присоединились к драке, не были друзьями рокера, это были полицейские, работавшие под прикрытием. Они семь раз саданули меня по лицу дубинками, сломав мне одну скулу и поставив синяк под глазом. Затем они надели на меня наручники и бросили в полицейскую машину. С заднего сидения я видел, как Винс убегал, словно сыкло, вероятно, потому, что совсем недавно, за несколько недель до этого, он был арестован в «Трубадуре» за избиение девчонки, которой не понравилось что тот надел на себя обмундирование морской пехоты США.

“Гребаный панк”, - орал на меня большой полицейский. “Избиение полицейского. Ты понимаешь, что ты делаешь?”

Автомобиль с визгом остановился в начале переулка. Он схватил меня одной рукой сразу за оба локтя, вытащил из машины и бросил на землю. Затем он и его напарник принялись бить меня ногами в живот и по лицу. Всякий раз, когда я поворачивался на живот, чтобы попытаться защитить себя от ударов, они переворачивали меня снова таким образом, чтобы бить по самым уязвимым местам.

Той ночью я оказался в тюрьме весь в крови, со смазанной косметикой и сломанными ногтями. Мне вменяли нападение на полицейского с применением смертоносного оружия. Я провёл там две ночи с полицейскими, которые угрожали засадить меня на пять лет без права на досрочное освобождение. (Полиция, однако, не перестала давить на обвиняемых, не смотря на недавно разразившийся скандал, когда множество людей обвинили полицейских в преследованиях и избиениях на Сансет Стрип.)

Лита заложила свой прекрасный «Firebird Trans Am» [24] Firebird Trans Am - спортивная модель автомобиля фирмы «Понтиак» за тысячу долларов, чтобы внести за меня залог. Мы шли три мили от тюрьмы обратно к Пёстрому Дому, чтобы встретиться с группой, которая зависала той ночью в «Виски». Позднее, под грохот, издаваемый подругой Томми Бульвинклем, крушащей всё ценное, что было у нас в доме, я вытащил желтую тетрадку в линейку и выразил весь свой гнев:

Сверкающий бой

Слышен лязг стальных поясов

Нечестивые наслаждаются снова

Уличным кровавым наваждением

Я слышал, как воют сирены

Моя кровь холодела в венах

Видишь, как багровеют мои глаза

Тебе конец, ты заражён моей болезнью.

Нет, последняя строчка никуда не годилась. Только я её вычеркнул, как дверь моей комнаты слетела с петель и на пол рухнул Томми, на голове у него была открытая рана, над ним, словно разъяренный лось, возвышалась Бульвинкль.