Фред Верморел - «Sex Pistols»: подлинная история

В:И что — все люди тебя раздражают?

СВ:Да. Люди и их ебаная поза. Чего я хочу — так это заниматься тем, что мне нравится, а если кому-то еще это нравится, пусть приходит и берет, понимаешь, о чем я? А если никому в этом ебаном мире не нравится то, что я делаю, мне по хую. Если даже ни одной копии не продастся, меня это не ебет. Главное — мы делаем то, что нам нравится. Нам по кайфу делать это, по кайфу слушать. Я много слушаю наши записи, потому что мне они нравятся. Я думаю, это отличные записи. Иначе я бы не принимал в этом никакого участия. Мне нравится слушать нашу музыку так же, как мне нравится слушать «Ramones». «Ramones» — моя любимая группа, кстати. Но ты понимаешь, о чем я?

В:Да. Что ты думаешь о телевидении?

СВ:Ненавижу его и все, что с ним связано. Хуже его не придумаешь — у меня депрессия начинается от телевидения, оно пугает меня. Эта манера — как эти пидоры лижут жопу, понимаешь? Как они говорят: «А сейчас — прекрасное то и прекрасное это». Все их слова — полная хуйня, врубаешься? Зачем все это? Ты понимаешь? Я ненавижу неискренность. Если ты делаешь что-то, делай это только потому, что тебе это нравится и ты хочешь это делать. Потому что весь твой барыш — это просто куча помоев. Что ты будешь делать со всеми этими деньгами, к примеру? Я знаю только одно, что можно делать с деньгами (смеются вместе с Нэнси). Одну-единственную вещь. Вот что я делаю со всеми своими деньгами. С каждым полпенни.

В:Ты ходил с Джоном в один технический колледж. Так ведь? Тебе там было нормально или нет?

СВ:Что ты имеешь в виду, работу?

В:Да все. Работу и…

СВ:Я дружил там с Джоном. Я дружил с черными пацанами — они отличные были, негритосы в этом колледже. Правда, клевые, понимаешь? У них были пластинки реггей и мощные звуковые системы, и они сами были отличные. Но все остальное — говно. Я ненавижу работу. Я ничего там не делал. Ни одной вещи. У меня всегда был предлог какой-нибудь. И я вообще не могу работать, не потому что я неумный или еще какая ерунда, а просто потому, что мне все это не интересно. Я неспособен сделать что-то такое, чего я не хочу. Просто не умею. И не умею заставлять себя. Или я хочу чего-то — или не хочу.

В:А как ты считал: будет там что-то хорошее?

СВ:Нет, я знал, что все говно. Но ничего другого мне не пришло в голову, да и возраст был такой, что можно было не суетиться, понимаешь?

В:Сколько тебе было, когда ты ушел из школы?

СВ:Пятнадцать.

В:И что это была за школа?

СВ:На Клиссолд-парк.

В:Общеобразовательная, да?

СВ:М-м-м.

В:А ты много читаешь?

СВ:Нет, вообще не читаю. Комиксы читаю в основном. Ненавижу книги. Они все скучные. Нравятся только развлекательные книги. И ужасы нравятся.

В:А ты не думаешь, что в книгах есть что-то такое, чего нет нигде?

СВ:Нет. Что они могут мне предложить? Особенно книги и телевидение.

В:Но ведь выбор в смысле книг куда богаче, чем выбор телепрограмм.

СВ:Ладно, если мне покажется, что я что-то хочу узнать, я как-нибудь расспрошу об этом или выясню сам. А о том, чего я не хочу знать… Я не могу сказать, что я люблю книги, но если встанет такая необходимость, что мне надо прочесть книгу, чтобы о чем-то узнать, я с радостью прочту эту книгу. Но я не могу тут ничего обобщать. Я вообще не могу ничего обобщать. Мне ничего особенно не нравится.

В:Прежде всего я хочу спросить тебя — то, что ты пошел по пути поп-звезды и начал обращать на себя внимание, это как-то повлияло на твою жизнь?

СТИВ ДЖОНС:Нет, совсем нет. Да, конечно, на меня обращают внимание, но не как на Джона. Джона за милю узнают. А я могу прийти в паб, и никто не будет надоедать мне. Большая разница. Со мной все в порядке, я ничуть не изменился, я точно такой же, каким был четыре года назад.

В:И что, это не коснулось даже повседневной жизни? Я полагаю…

СД:Да, тут есть разница, конечно, потому что занимаешься другими вещами, не тем, чем четыре года назад. И сейчас больше по кайфу.

В:Больше по кайфу?

СД:Да, знаешь, больше есть чего делать.

В:А какое самое большое преимущество от того, чтобы быть в такой группе, как «Pistols»?

СД:Изменения. Каждый день что-то не так, каждый день что-то новое, изменения, понимаешь? Скучать не приходится. К примеру, мы говорим: «Так, за три недели нужно сделать альбом». А на следующий день: «На хуй альбом, нужно делать сингл». Ничего определенного — и это нормально, знаешь. Немного хаотично, но это лучше, чем обычная работа.

В:А ты раньше где-нибудь работал?

СД:Да, окна мыл три недели. Нормально все было, но я это не любил — деньги были маленькие, я получал только четырнадцать фунтов в неделю. И просаживал их за ночь. Просто смехотворно.

В:А было там все-таки что-то хорошее? Ты доволен был?

СД:Да, доволен, потому что больше я ничего не делал. Это смешно, знаешь (пауза). Но кое-что меня заводило. Пташечка какая-нибудь спрашивает: не хотите ли чашечку чая, то да се, и в итоге ты оказываешься с ней в кровати — я только в фильмах такое видел, но со мной так и было. Смех один. Но с деньгами плохо было.

В:А что ты сделал, когда вступил в группу?

СД:Да ничего. На хуй все послал.

В:Ты был на пособии, не так ли?

СД:Нет, туда ходить надо, обламываться. Я и правда ленивый. Я около года, думаю, дома жил. А месяцев шесть у приятеля жил, когда у меня работа эта была, окна мыть. Потом домой вернулся и стал музыкой интересоваться и всем этим, поп-звезды и всякое такое.

Я часто ходил в «Speakeasy» и пытался поговорить с поп-звездами. Ходил на «Faces» на Уэмбли и оказался за сценой с Ронни Вудом, мы поговорили. А на работах я не хочу обламываться. Даже не думаю о них. Я машины тогда угонял. И получил за это, запихнули в исправительную школу Эшворд на три недели. Меня тринадцать раз ловили, когда я пацаном был, по разным поводам — и все, что я получил, это исправительную школу. К счастью, я не попал в Борстал или в колонию.

В:А Эшворд — это исправительная школа?

СД:Что-то вроде воспитательного центра, но там могут долго продержать. Но это не тюрьма для малолетних. Еще не взросляк, но уже не малолетка, понимаешь? Для подростков, я думаю.

В:Что тебе доставляет удовольствие, когда ты играешь?

СД: Заводка, вообще игра на сцене, понимаешь? Потому что публика — она приходит на тебя посмотреть, и ты должен все сделать как можно лучше. И это здорово, что ты делаешь что-то такое, что кому-то нравится — у тебя такое чувство, что ты делаешь что-то стоящее.