Сергей Чуркин - Спецслужбы России за 1000 лет

Таким образом, социальная база для поддержки «законного и справедливого» царя была подготовлена рядом объективных и субъективных причин. По нашему мнению, основную ответственность за события Смутного времени несет вязкая, алчная и агрессивная «боярская дружинная среда», повторно – после событий, предшествовавших ордынскому нашествию, – столкнувшая Отечество на грань катастрофы в угоду личным и клановым амбициям.

Исторические материалы, посвященные Смутному времени, указывают на самую характерную особенность той поры – многократное предательство. Большинство московских бояр и дворян неоднократно, несмотря на крестное целование, переходили от одного государя или претендента на престол к другому, руководствуясь не убеждениями, а личной выгодой. Еще одна неотъемлемая черта той поры – широкое участие в междоусобице иностранцев (поляков, литовцев, шведов, немцев, французов, шотландцев и др.), а также казаков, продававших свой клинок не за честь и славу, а за корысть.

По нашему глубокому убеждению, одним из субъективных факторов Смуты явилась также крайне низкая эффективность государевых служб безопасности. В течение Смутного времени практически все претенденты на московский престол были убиты разными группировками заговорщиков. Небольшие отряды хорошо подготовленных наемников, входивших в состав царской охраны и до конца сохранявших верность присяге, изменить положения не могли.

Мы не ставим перед собой задачу выяснить истинное имя Лжедмитрия I и других лиц, выступавших под именем «воскресшего» сына Ивана Грозного. Более важной представляется роль, которую самозванцы сыграли в создавшихся условиях. Здесь и далее для их обозначения будут использованы имена, принятые в историографии. Нас (надеемся, что и наших читателей) более интересуют действия, связанные с борьбой за власть и обеспечением безопасности властителей. В этой связи рассмотрим, какие шаги предпринял Лжедмитрий I (а точнее, те, кто стоял за его спиной) для организации похода на Москву и какие контрмеры по устранению угрозы со стороны внешних и внутренних оппонентов были приняты (или не приняты) правительством Бориса Годунова.

Основной задачей лжецаревича было заручиться поддержкой влиятельных лиц, первыми в ряду которых в 1603 г. считались крупнейшие магнаты Речи Посполитой А. и К. Вишневецкие. По какой причине братья решили поддержать человека, заявившего свои права на московский престол, не столь важно. Возможно, они поверили в то, что царевич настоящий, и решили восстановить справедливость, еще более возможно – сочли ситуацию благоприятной для реализации собственных планов. В числе таких планов могло быть объединение Московского царства и Речи Посполитой в единое государство и создание Польско-Литовско-Московской унии [74]. Главное заключается в том, что благодаря авторитету и связям Вишневецких Лжедмитрий I получил необходимую поддержку у части польской знати. Немалый интерес к его персоне проявила и католическая церковь. В ноябре 1603 г. представитель Папы Римского при польском дворе нунций Рангони доложил его святейшеству о появлении в Речи Посполитой «чудом спасшегося царевича Дмитрия». Нунций содействовал встрече Лжедмитрия с польским королем Сигизмундом III, который пообещал «царевичу» финансовую помощь.

В целом польская знать приняла рассказы «воскресшего» царевича весьма сдержанно, Польский сейм 1605 г. даже запретил шляхте поддерживать самозванца. Канцлер и коронный гетман Ян Замойский охарактеризовал историю Лжедмитрия так: «Это комедия Плавта или Теренция, что ли» [75]. Часть шляхты, однако, поддержала «царевича» вопреки воле сейма. В Речи Посполитой тех лет существовала поговорка: «Шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе». Одним из самых активных сторонников Лжедмитрия стал тесть К. Вишневецкого сандомирский (самборский) воевода Ежи (Юрий) Мнишек. Этот человек, искушенный в интригах, руководствовался собственным интересом – стать тестем царя Московского.

Самозванный Дмитрий на обещания не скупился. Папе Климентию VIII он сообщил о желании принять католичество и обещал покровительствовать католической церкви в случае занятия московского престола. Мнишекам посулил 1 млн злотых и передачу во владение ряда русских городов (Новгород, Смоленск, Псков и др.). Польскому королю Сигизмунду были даны заверения о присоединении к Речи Посполитой Северской земли. Для мелкопоместной шляхты и украинских казаков привлекательно выглядели посулы вознаградить материально и предоставить вольности. Благодаря этому, а также оказанной Вишневецкими и Мнишеком финансовой поддержке под знаменами лжецаревича собралось, по разным оценкам, от 3000 до 10 000 вооруженных сторонников. С. Ф. Платонов объясняет успехи самозванца следующими обстоятельствами: «Будучи представлен к польскому двору и признан им в качестве царевича, самозванец получает поддержку, во-первых, в Римской курии, в глазах которой он служил прекрасным предлогом к открытию латинской пропаганды в Московской Руси, во-вторых, в польском правительстве, для которого самозванец казался очень удобным средством или приобрести влияние в Москве (в случае удачи самозванца), или произвести смуту и этим ослабить сильную соседку; в-третьих, в бродячем населении южных степей и в известной части польского общества, деморализованной и склонной к авантюризму» [76].

Формирование войска на территории Речи Посполитой было не единственной задачей человека, решившего стать московским царем. Большое внимание он уделил вербовке сторонников непосредственно в России, в первую очередь в южных и юго-западных приграничных землях. Все лето 1604 г. от имени «царевича Дмитрия» рассылались «прелестные письма» (грамоты), ставшие особенно популярными среди украинских казаков. Один из организаторов психологической операции – пан М. Ратомский действовал с помощью лазутчиков, засылаемых на сопредельные территории. В числе лазутчиков называют русских монахов Леонида и Михаила. «Царские грамоты» порождали множество слухов о чудесном спасении царевича, а те в свою очередь обеспечили первоначальные успехи Лжедмитрия в походе на Москву.

Инициатива в психологической войне исходила из окружения Лжедмитрия I. Правительство Годунова выпустило ситуацию из-под контроля; люди, от которых зависело ключевое решение, по тем или иным причинам саботировали его принятие, хотя оперативная информация о подозрительном поведении противников Московского государства и о появлении Лжедмитрия I поступала своевременно.

Н. И. Костомаров отмечал: «В 1605 году, когда борьба Бориса с самозванцем была во всем разгаре, Филарет вдруг изменился и смело отгонял от себя палкою монахов, которые приходили следить за ним. Воейков доносил на него в таких словах: „Живет старец Филарет не по монастырскому чину, неведомо чему смеется, все говорит про птиц ловчих, да про собак, как он в мире живал. Старцев бранит и бить хочет и говорит им: „Увидите, каков я вперед буду“» [77]. Можно предположить, что опальный Федор Никитич располагал информацией о происходящих в государстве событиях и о возможных изменениях в своей судьбе. Скорее всего, он поддерживал связь с Иваном – единственным из братьев, жившим тогда в Москве. Никаких мер по выяснению, что имел в виду Филарет, когда говорил об изменениях в его положении, предпринято не было. Возможно, что слова опального боярина восприняли как бахвальство, но не исключен и другой вариант. К 1604 г. популярность Годунова снизилась, а влияние его противников, наоборот, возросло. Поэтому нельзя исключить, что скрытые сторонники Романовых, находившиеся в окружении царя Бориса, воспрепятствовали проведению сыска в отношении Филарета или провели его в интересах последнего.