Дэвид Линч - Интервью: Беседы с К. Родли

Ну, взять песню и вставить ее в фильм любой может. А вот что для меня действительно круто, так это если песня не просто фон. Если в ней есть такие составляющие, которые существенно важны и становятся частью истории. Хоть в абстрактном ключе, хоть в лирическом.

Тогда, действительно, без нее уже будто и не обойтись. И заменить ее другой музыкой тоже нельзя.

«Синий бархат» стал первым фильмом, где вы работали совместно с человеком, превратившимся с тех пор в важнейшего вашего соавтора, которого все теперь считают неотъемлемой принадлежностью «мира Линча», — композитором Анджело Бадаламенти. Вы всегда собирались пригласить его озвучивать кино?

Нет. Это произошло, потому что Изабелле Росселли-ни нужно было выучить песню «Синий бархат». Она собиралась спеть ее с местной клубной группой, а они не были особыми профессионалами. Просто обычные аккомпаниаторы в клубе. Я подумал, что если у меня будут такие музыканты, звучать это все будет очень натурально и подойдет по сюжету для «Медленного клуба». У нее был преподаватель в Уилмингтоне — женщина, которая аккомпанировала на пианино, пока Изабелла разучивала текст и фразировку. Но это была неправильная версия.

В общем, мы прекратили работать в этой студии — стало до боли понятно, что это не годится. И тогда продюсер Фред Карузо повернулся ко мне и сказал: «Дэвид, раз ничего не получается, давай я позвоню моему другу Анджело?» А я подумал про себя: «А с чего ты взял, что, если мы позвоним твоему другу, что-то изменится? Надо попробовать еще раз». Мы взялись все переделывать по новой, и он сказал: «Слушай, я могу попросить Анджело прийти прямо сюда и поработать с Изабеллой, а ты просто скажешь мне, годится такой вариант или нет, по твоему мнению. Это же не будет стоить ни цента». И я наконец согласился.

Потом Анджело очень быстро приехал, но мы с ним не увиделись. Изабелла жила в небольшом отеле, там в холле было пианино. Так что в десять утра или около того Анджело зашел за ней и они начали работать. А мы в полдень снимали задний двор Бомонта, и я помню, как Анджело возник, но в тот момент я был изрядно не в духе, может быть, оттого, что этот парень должен был заявиться прямо сюда и Фред говорил, что он сделает то-то и то-то. И вот Анджело сказал: «Мы сделали с Изабеллой запись утром — что вышло, то и вышло. Послушайте». Я напялил эти наушники: Анджело играл на пианино, а Изабелла пела. Когда я снял наушники, то сказал: «Анджело, мы можем вставить это в фильм прямо сейчас — это чудесно! Просто фантастика». Так Анджело получил работу.

Дороти Валленс (Изабелла Росселлини) поет в «Медленном клубе» в «Синем бархате» (1986)

Когда я смотрел материал, отснятый во время работы над «Синим бархатом», то заметил, что один трек, который вы использовали на съемках, — песню Тима Бак-ли «Song to the Siren» в исполнении проекта This Mortal Coil, — не вошел в финальный вариант фильма. Эта песня очень похожа по звуку и по настроению, довольно меланхоличному, на вашу работу с Анджело и Джули Круз.

Совершенно верно. Они запросили за фонограмму изрядную сумму, а мы вообще ничего не могли себе позволить. И как-то раз Фред Карузо сказал: «Дэвид, ты же всегда писал короткие стишки. Их можно назвать лирикой. Почему бы тебе не написать что-нибудь, пошлем Анджело, а он напишет тебе песню». А я ответил: «Вместо этой песни? Единственной из миллиона, которая мне нужна? Фред, о чем ты вообще говоришь! Чтобы я написал стихи , отдал Анджело, и это якобы решит все наши проблемы?» Но я все-таки написал и подумал: «Ну ладно, раз Изабелла все равно собирается записывать „Синий бархат", хуже не будет. Отдам это Анджело, поговорю с ним, посмотрим, что из этого получится».

Так Анджело и сочинил «Mysteries of Love». Первый вариант был не такой, как сейчас: слова и мелодия были те же, но ощущение они оставляли совершенно другое. Я поговорил с ним, и эта вещь начала меня очаровывать. Он привел свою подругу — Джули Круз, — чтобы она спела ее по-другому. И я увидел, что все сразу ожило. И сказал: «Анджело, почему бы тебе не озвучить фильм?» Я писал сценарий, слушая Шостаковича, и рассказал Анджело об этом, а он приступил к работе. И создал саундтрек к фильму.

Я очень люблю Анджело и как музыканта, и как человека. Он заставлял меня посылать ему стихи, и мы сидели и работали вместе, это было здорово. И он не возражал против моих комментариев. Напротив, они ему нравились! Ну и я чувствовал себя будто на седьмом небе. В студии звукозаписи, а это лучшее место в мире, среди музыкантов, которые лучшие люди в мире — самые великие. Они поздно ложатся, ведут себя как дети, и у них есть это невероятное качество — не болтать. Они просто делают. Это из тех вещей, что сводят вместе самых разных людей. И вот, не говоря ни слова, они просто сосуществуют, они на самом деле объединяются, когда делают музыку. Это магия! Можно делать что хочешь. Просто скажи, что тебе надо. Это лучше всего. Величайшее событие! Анджело привел меня в мир музыки. Я даже не понимал, как стремился туда, пока это не случилось.

А когда эти ваши почеркушки в одночасье превратились в тексты песен, вы не почувствовали некоторой неловкости?

Да. Почувствовал. Это как с живописью. В какой-то момент начинаешь и надеешься на лучшее. Анджело дал мне шанс начать. Если бы мы с ним жили по соседству, я уверен, мы бы постоянно работали, но он живет в Нью-Джерси, а я в Лос-Анджелесе, так что нам довольно трудно собраться вместе. Музыка открывает нам двери, потому что даже один короткий звук или сочетание нот может подать идею для истории.

Когда Маргерит Дюрас снимала «Индийскую песнь», то на съемках звучала музыка, чтобы помочь актерам играть должным образом — бродить, словно в сомнамбулическом трансе. Вы тоже теперь это практикуете, да?

Да. В моих наушниках наряду с диалогами всегда играет музыка. Актеры ее не слышат, а я слышу. Но у них всех есть записи, и они могут слушать их когда захотят. А на репетициях мы включаем ее громко. Но когда музыка звучит в наушниках, можно лучше понять, правильно получается или нет. Даже если это не та музыка, которая войдет в окончательный вариант фильма. Она просто лучше всего направляет.

В «Твин-Пикс» есть прекрасная сцена с Джеймсом, Мэдди и Донной, когда Джеймс бренчит на гитаре подростковую песню. Она поется в реальном времени, и зритель все ждет, когда же что-нибудь случится, но ничего не происходит. Просто песня , и всё.

Точно. Но кое-что все-таки происходит. Это клише, но в миллионах гостиных люди собираются вместе, наигрывают что-то, исполняют друг для друга, и точно так же ничего не происходит. В этой сцене есть подводное течение: одна девушка смотрит на другую, которая, в свою очередь, смотрит на парня, смотрящего на нее.