Ярослав Тинченко - Белая гвардия Михаила Булгакова

"Дело в том, что Город — Городом, в нем и полиция — варта, и министерство, и даже войско, и газеты различных наименований, а вот что делается кругом, в той настоящей Украине, которая по величине больше Франции, в которой десятки миллионов людей, — этого не знал никто. Не знали, ничего не знали, не только о местах отдаленных, но даже, — смешно сказать, — о деревнях, расположенных в пятидесяти верстах от самого Города. Не знали, но ненавидели всей душой. И когда доходили смутные вести из таинственных областей, которые носят название — деревня, о том, что немцы грабят мужиков и безжалостно карают их, расстреливая из пулеметов, не только ни одного голоса возмущения не раздалось в защиту украинских мужиков, но не раз, под шелковыми абажурами в гостинных, скалились по-волчьи зубы и слышно было бормотание:

— Так им и надо! Так и надо; мало еще! Я бы их еще не так. Вот будут они помнить революцию. Выучат их немцы — своих не хотели, попробуют чужих!

— Ох, как неразумны ваши речи, ох как неразумны.

— Да что вы, Александр Васильевич!.. Ведь это такие мерзавцы. Это же совершенно дикие звери. Ладно. Немцы им покажут".

Таким образом, в сопоставлении этих двух мнений, относящихся к 1918 и к 1922 годам, мы уже видим ту палитру взглядов, которая была присуща Михаилу Булгакову в различные периоды жизни. Апеллирование к "Я" Алексея Турбина на наш взгляд является спором писателя со своими ранними взглядами и попыткой осознать причины, приведшие к их изменению.

Фактически, в романе "Белая гвардия" мы видим зеркало, в котором есть Михаил Булгаков 1918 года, изображенный в роли Алексея Турбина, и писатель 1922 года. Постепенно два различных "Я" Михаил Афанасьевич вел к общему знаменателю, что прослеживается в тексте романа, однако работа эта так и не была завершена. Повествуя о прощании братьев Турбиных с уезжавшим в Германию Сергеем Тальбергом, Михаил Булгаков сделал такую ремарку: "Братья промолчали, стараясь не поднимать бровей. Младший из гордости, старший потому, что был человек-тряпка". Вскоре, раздумывая об отношениях с Тальбергом, Алексей Турбин соглашается с писательской характеристикой: "Мерзавец, а я действительно тряпка". Интересным здесь представляется тот факт, что литературный герой, не посвященный в таинство общения между писателем и читателями "Белой гвардии", соглашается с мнением автора, которое он, как художественный персонаж, знать не может. Самокритичность Алексея Турбина, в большей степени проявившая себя после событий с ранением, дает нам основание считать, что в личности, принадлежавшей обществу погибшей Российской империи, происходит идейная ломка, которая, по логике, должна была привести к признанию Советской Власти: "Бандиты!! Но я… я… интеллигентная мразь, — и тоже неизвестно к чему…"

История с "тряпкой" в творчестве Михаила Афанасьевича Булгакова имела свое продолжение. Как свидетельствует исследователь Лосев, писатель в последние годы жизни настаивал на снятии из текста романа "Белая гвардия" характеристик с "тряпкой". Этим Михаил Булгаков засвидетельствовал свою прямую причастность к литературному образу Алексея Турбина.

Многих исследователей-булгаковедов, киевоведов и просто почитателей творчества писателя всегда привлекал описанный в "Белой гвардии" маршрут бегства Алексея Турбина из центра города в направлении Андреевского спуска от петлюровцев, вступивших в Киев днем 14 декабря 1918 года. Этот маршрут пыталась пройти не одна сотня поклонников Булгакова, тем более что пролегает он в историческом районе города. Кажется, с этим бегством все вполне ясно, и многие уже приписали его самому Михаилу Афанасьевичу. Тем не менее, у нас реальность этого бегства вызывает большие сомнения.

Как известно, документальных данных о службе Михаила Булгакова в гетманских войсках мы не имеем. Зная общую историческую картину декабря 1918 года, опираясь на роман "Белая гвардия" и автобиографические записки "Необыкновенные приключения доктора", мы можем с полной уверенностью утверждать, что знаем, где и в какой период служил Михаил Булгаков. Для того чтобы разобраться с этим вопросом, мы для начала должны с исторической точки зрения рассмотреть события романа "Белая гвардия" и участие в них Алексея Турбина. Попробуем определить, о какой воинской части, расположенной в гимназии, повествует писатель в романе "Белая гвардия"? Как следует из романа, Алексей Турбин поступил в мортирный (тяжелый артиллерийский) дивизион, находящийся в 1-й киевской Александровской гимназии. Сразу отметим, что в тяжелом дивизионе по воинским штатам того времени должно было находиться в худшем случае 8 орудий (2 батареи по 4 орудия), а в лучшем — 12 орудий (2 батареи по 6 орудий). В романе же сказано: "Когда Турбин пересек грандиозный плац, четыре мортиры стали в шеренгу, глядя на него пастью. Спешное учение возле мортир закончилось, и в две шеренги стал пестрый новобранный строй дивизиона". То есть, речь идет не о дивизионе, а о неполной 4-орудийной тяжелой артиллерийской батарее.

Существовал ли мортирный дивизион в армии, обороняющей Киев от войск Украинской Народной Республики С. Петлюры? Нет, не существовал. Для полного ответа на этот вопрос попробуем рассмотреть те артиллерийские части, которые были в наличии у защитников Киева. Всего в армии, поддерживающей в городе гетмана Скоропадского, имелось 42 легких орудия (7 батарей) и одна гаубица. Основу артиллерии Киева составлял так называемый Сердюцкий гарматный полк, созданный летом 1918 года в составе трех батарей по шесть орудий (всего — 18 орудий). Этот полк был расположен в казармах Кадетской рощи, на территории бывшего Николаевского артиллерийского училища (теперь здесь Академия Вооруженных сил Украины). Полком командовал известный военный теоретик и знаток артиллерийского дела полковник Афанасьев. В 20-х числах ноября, с началом боевых действий между гетманцами и петлюровцами под Киевом, весь полк был выведен на позиции под городом. В Кадетской роще остался штаб полка, который по приказу Скоропадского разворачивался в бригаду: формировалась четвертая батарея. Вместе с этой батареей Афанасьев и его штаб 5 декабря так же отбыли на фронт. Таким образом, сердюцкие батареи никак не могут быть артиллерийскими частями, о которых писал Булгаков.

Рассмотрим остальные три артиллерийские батареи, оборонявшие Киев от войск Петлюры. Одна из этих батарей (6 орудий) принадлежала 7-й артиллерийской бригаде полковника Бориса Демьяновича 4-го Киевского кадрового корпуса. Эта бригада в городе располагалась в артиллерийских казармах по адресу Жилянская, 43. Из-за отсутствия орудий в бригаде к началу боевых действий имелась всего одна отдельная батарея полковника Хомутова. В этих же казармах находилась и одна-единственная гаубица 4-й тяжелой артиллерийской бригады. Все упомянутые орудия на протяжении 2124 ноября так же были выведены на фронт. Таким образом, эти артиллерийские части для нас также не представляют интереса.