Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

В эти последние дни Андрей Маркин и Василий Серегин обсуждали со мной варианты побега. Решили, что убежим 20 апреля и сделаем это следующим образом. Рано утром каждый из нас, уходя на работу, захватит с собой самые необходимые вещи и документы. А после обеда незаметно от товарищей и постового мы скроемся в хранилище сена и отсидимся там до наступления темноты, пока нас не перестанут искать. Ночью по заранее подготовленной лестнице преодолеем ограду и доберемся до канализационной станции, где спрячемся в бункере и дождемся там наших войсковых частей.

В бункере у нас был создан почти на 10 суток минимальный запас продуктов – сухари, сало, несколько банок консервов, сахарин, картофель, крупа из пшеницы, имелась питьевая вода, махорка. Мы рассчитывали на то, что на станции никого не бывает, а охранник не скажет о бункере.

Чувствовалось, что не только мы, но и другие товарищи готовятся к побегу и группируются для этой цели. Конечно, большинство пленных – пожилые, раненые, слабые физически и духовно – о побеге и не помышляли, рассчитывая лишь на волю случая.

В ночь с 19 на 20 апреля один из моих соседей нечаянно разбудил меня. Встав с ложа, я попытался включить лампу, висевшую над моими нарами. Она не горела. Стало ясно, что электроэнергии нет во всей казарме. Но на улице уже наступал рассвет и постепенно становилось светло. После завтрака в казарму зашли фельдфебель и постовой Нииндорф, объявили, что получен приказ немедленно эвакуировать из Каменца и его округа в сторону Чехословакии прежде всего пленных из лагерей, а потом и мирных жителей, так как подошли к городу близко русские войска. Нам выдали на сутки порции хлеба и маргарина. Стало ясно, что нашим планам побега не суждено осуществиться. Стали собирать вещи и оделись. Я взял с ложа и надел за спину свой небольшой вещевой мешок с котелком, кружкой, бритвой, мылом, полотенцем, кисетом с махоркой и другими мелочами, но оставил, как не особо необходимые в пути, банку с зубным порошком, зубную щетку и пантофели. Карандаш, листочек писчей бумаги, словарь, зачетная книжка и итальянский молитвенник с метрической справкой находились в карманах моей гимнастерки, а в карманах шинели – учебник по грамматике немецкого языка и еще что-то. Шинель взял на руки. Выходя из казармы, я забрал с собой на память список военнопленных рабочей команды № 1062, висевший на стене. Все вышли во двор и выстроились в колонну, кроме двух поваров и уборщика, занятых тем, что в это время на телегу, на которой раньше возили обед на рабочие места, они и люди фельдфебеля грузили рюкзаки и баулы с вещами и провизией, а также большой алюминиевый бак, используемый для кипячения воды. Две старые немки привезли в лагерь на инвалидной коляске какого-то полупарализованного мужчину, якобы священника, и погрузили его на заднюю часть телеги. Фельдфебель отобрал из строя четырех сильных пленных, из которых двое должны были тащить телегу спереди, а двое – толкать сзади.

Когда все было готово, Вилли Нииндорф пересчитал пленных и установил, что два человека отсутствуют. Спросил у меня, кого же нет. Я взял список и по нему быстро определил, что отсутствуют два неразлучных друга – М. Болтрушевич и П. Васьковский. Вилли доложил об этом фельдфебелю, и тот, разозлившись, приказал срочно и тщательно обыскать все помещения, полагая, что беглецы не успели еще выйти из лагеря.

Старики-конвоиры Рахель и Хёхт все обшарили, даже комнату фельдфебеля, но никого не нашли. Одновременно Вилли с автоматом пробежался по саду-огороду, заглянул в уборную, осмотрел местность вокруг лагеря и тоже никого не обнаружил. После этого он со мной вошел в сарай хозяйки, до потолка набитый соломой, и, поскольку никто не отзывался на приказ выйти, Вилли открыт по соломе огонь из автомата, перемещая его вниз и вверх, вправо и влево. И опять никто не подал голоса. А я очень боялся, что товарищи сидят там и могут погибнуть, поэтому я закричал на Нииндорфа: «Вилли, прекрати, не все ли тебе равно!» Слава богу, ребят в сарае не было. Так никто и не обнаружил беглецов и не узнал, как им удалось это сделать.

…Провожая колону, хозяйка Мария Шольце, ее дочери Дора и Гизела, сын Вальтер, а также поляк Станислав пожелали нам счастливого пути. А Гали не было. На этот раз фельдфебель поставил меня замыкающим колонну, а сзади пошли Вилли Нииндорф с автоматом и фельдфебель с пистолетом. Они держали меня почти рядом с собой как переводчика, особенно нужного при возможной встрече с частями Красной армии.

Когда колонна проходила мимо усадьбы Лоренц, пожилая немка и две ее дочери подбежали к Ивану Уварову, работавшему у них, и вручили ему большую сумку с какой-то едой. Подходя к лесу, мы увидели у его опушки двух солдат с автоматами. Фельдфебель спросил их: «Как далеко отсюда русские?» Солдаты ответили, что не очень далеко, и добавили: «Нас поставили, чтобы никого не пускать к аэродрому». И как только они произнесли эти слова, на аэродроме раздались сильнейшие взрывы и появились яркие всполохи пламени, которое распространялось с очень большой скоростью. Рушились ангары, кирпичные дома, горели деревянные бараки, резервуары с жидким топливом и другие объекты. Мы думали, что аэродром обстреливают наши артиллеристы, но оказалось, сами немцы взрывали аэродромные объекты, чтобы они не достались русским.

Пока длился этот «спектакль», внимание охранников к пленным ослабло, и я заметил, как Ваня Трошков и с ним еще двое пленных юркнули в кусты у леса. Фельдфебель, однако, дал колонне команду идти дальше. Через час возле бывшего каменного карьера, кругом густо заросшего молодыми деревьями, мы попросили фельдфебеля сделать привал. Пока все справляли нужду в зарослях, сбежали еще трое пленных, по которым произвели чуть ли не десяток запоздалых выстрелов из винтовок и пистолета. За время пути ребята, везшие телегу, сменились раза три. Прежде чем войти в деревню Била, очередные возчики попросили их заменить, так как дорога стала более трудной – колеса телеги вязли в песке. Сменить их вызвались Андрей Маркин, Василий Серегин и еще пять человек, среди них оказались Толя Шишов, Саша Гуляченко, Женя Волчанский, Петр Анохин и Сурен Саркисян. Фельдфебель, однако, выбрал из всех только Маркина, Шишова, Гуляченко и Волчанского, чему, конечно, очень огорчился Серегин, разлучившийся теперь со своим самым близким другом Маркиным. Когда Андрей Маркин шел мимо меня к телеге, он успел сказать, что ночью ждет меня и Васю Серегина в бункере на канализационной станции. Я понял, что все возчики замыслили осуществить план побега. Но, увы, я, особо охраняемый Нииндорфом и фельдфебелем, не смог к ним присоединиться.