Феликс Чуев - Ильюшин

Просидели ночь, опустили нос самолета вместе с двигателем. Получили нужный обзор, и самолет завершил госиспытания».

Так Ил-2 стал «горбатым». Это прозвище сопровождало штурмовик всю войну.

«Мы и опустили двигатель, и перекомпоновали маслорадиатор, все было в таком темпе сделано! – вспоминает Ю.М. Литвинович. – Он действительно титанически много работал. В этом отношении мы могли только следовать ему, и он всегда заряжал своим оптимизмом, желанием работать. Если он приходил с новым заданием, то сам весь загорался. Это был увлекающийся человек. Но время было строгое. Провинившийся получал хорошую накачку, однако Ильюшин отходил, и если человек понимал свою ошибку, то к нему не было никакого зла.

С самого начала в КБ происходил отбор кадров ильюшинской школы – он мог даже увольнять людей, которые не справлялись. Из нашей моторной группы он уволил Геннадия Ильина за серьезные ошибки в схеме заполнения топливных баков нейтральным газом, ну и за другие нарушения. Приходит человек утром в проходную, а там на него нет пропуска. И никаких разговоров.

Он допускал, что можно что-то сделать не так, но иногда говорил:

– Вы никогда не были лицом к лицу с прокурором. А я был. И я вас от этого оберегаю.

Были случаи, когда ему приходилось отвечать перед прокурором, и он все брал на себя. Ему приходилось отбиваться и от требований военных, и мы просто любовались им – настолько он ярко и аргументированно объяснял и доказывал, что в конце концов с ним соглашались. А на следующий день говорил нам:

– Ребятушки, я приехал на дачу, окунулся в речку, скинул с себя весь этот груз и пришел на работу свежим!

Энергия у него дай боже была! И это «ребятушки» означало, что он на нас надеется, доверяет нам.

Как он работал с другими конструкторами, скажем, с двигателистами?

Конечно, его работа не чета всем теперешним бюрократическим оформлениям. Столько бумаги пишется... А он едет на двигательный завод или к нему приезжали Микулин, Шевцов, Люлька, Кузнецов, и все вопросы решались в принципиальном обсуждении и очень по-товарищески.

Было ли это в силу личных отношений или большого авторитета Ильюшина? Конечно, авторитет у него был еще, когда он работал начальником Главка опытного самолетостроения, в те административные времена большой начальник – это все».

«До войны штурмовую авиацию фактически ликвидировали, – говорит С.Н. Анохин... – Сказали, что она не нужна. Летчиков ушло из авиации бог знает сколько. Когда война грянула, я на истребителе МиГ-3 штурмовал, а на нем брони не было, его даже пуля пробивала. Ильюшин создавал, мучился, ночи не спал, коллектив мучился, а он рубил, спокойно рубил, чтоб сделать лучше. А Ил-2 не порубил. Ждал».

Заводы стали выпускать серийные штурмовики. Подключили много заводов: Воронежский, Кировский в Ленинграде, Подольский, Ржевский... К началу войны изготовили 249 машин. Не все они успели поступить в летные части. В строю оказалось немногим более сотни. Если б не упустили время, могли бы успеть сделать около тысячи машин. Но так получилось.

«Конечно, виновные были сурово наказаны, – пишет А.С. Яковлев. – Но каким наказанием можно искупить ущерб, нанесенный в данном случае нашей обороне!»

Я ничего не хочу придумывать и потому привожу много свидетельств непосредственных участников, с которыми мне довелось беседовать. Говорят, лживый историк хуже фальшивомонетчика. Это относится и к писателям...

«Началась война, – вспоминает Ю.М. Литвинович. – Ильюшин собрал нас: „Теперь мы должны работать втрое больше и лучше“. – Он был твердо уверен в нашей победе».

«Нас объявили на казарменном положении, – говорит А.А. Микулин. – На нашем 45-м заводе, у метро „Сталинская“, поставили койки, диваны. И все, кто к нам приходил с других заводов, оставались у нас. Рядом стояли столы конструктора и технолога, один чертит, другой смотрит и сразу же составляет технологию, тут же по телефонограммам заказывали на Урале материалы, поковки... Только в России, только у нас могла быть такая феерия!»

На Воронежском заводе люди не уходили с рабочих мест даже во время воздушных налетов. Уже в августе 1941-го завод наградили орденом Ленина. Но немцы подходили к Воронежу и пришлось эвакуироваться. В дороге начался тиф. Эта страшная болезнь в 1944 году унесла из жизни конструктора Ермолаева... На эвакуированном заводе стали строить Ил-6 – это был Ил-4 с дизельными двигателями. В ту пору дизели были в моде. Они работали на солярке и сразу не вспыхивали. Дизели Чаромского стояли на танках Т-34, огромные бомбардировщики Пе-8 летали на дизелях. Однако на большой высоте эти двигатели задыхались, а порой и глохли...

«Пришел приказ эвакуировать и наш завод из Москвы в Куйбышев, – говорит А.А. Микулин. – Составили список людей, которые должны были вывезти с собой мотор и все относящееся к нему. Из стали делали ломы, выковыривали станки и через четыре-пять часов грузили их на платформы. Завод, строившийся не один десяток лет, вывезли за три дня. Прохожу по заводу – стоит громадный станок, иду назад – станка нет. Такой был энтузиазм спасти завод!

Октябрь. В Куйбышеве начались холода. С платформ станки краном спустили, кругом снег идет. Подвели электричество. Женщины, дети на деревянных ящиках под открытым небом, под снегом стоят и вытачивают детали самого мощного в мире мотора!

Завод Ильюшина был за Волгой, мы туда посылали готовые двигатели, и штурмовики горячими улетали на фронт...

С точки зрения государственной, на что способен русский человек – ведь войну выиграли только русские! – восклицает Александр Александрович. – Ни в одной загранице не смогли бы за четыре-пять месяцев создать двигатель на серию, когда для него ничего не было!»

А в это время Ильюшин рядом, на Безымянке, создавал новый завод.

«Это было очень правильное решение, – говорил Сергей Владимирович. – Там, вблизи Куйбышева, хотели строить электростанцию, а потом все быстро переоборудовали и построили завод, который буквально решил исход войны».

«Решил исход войны». Думается, в этих словах нет преувеличения. Ил-2 стал самым массовым самолетом Великой Отечественной. Не зря по роли и значению его ставят рядом с танком Т-34 и пушкой В.Г. Грабина – тем, что спасло Отечество. К этому ряду я бы добавил нашу картошку. А в начале, безусловно, русский народ. Не толпа, не быдло, а то, что образует особую форму, – народ, о чем плохо говорить нельзя, ибо это понятие мистическое. Именно народ не растерялся, выделил из своей среды руководителей и на заводе без крыши стал строить оружие победы. В каждую эпоху народ бывает разным...

Бывший директор завода на Безымянке А.А. Белянский вспоминает о своем Аэрограде:

«На пустыре, в стороне от железной дороги, точно в сказке, неожиданно быстро возник завод-гигант, где рождались штурмовики. Собственно, это даже был не завод, а целый авиационный комбинат, город заводов. Он состоял из самостоятельных предприятий-заводов: двух самолетостроительных, моторного, подшипникового и завода по выпуску брони...