Герви Аллен - Эдгар По

Осенью семья возвратилась в Англию, остановившись по пути в Ньюкасле и Шеффилде, и 7 октября 1815 года прибыла в Лондон. Им не сразу удалось найти подходящее жилье, и на первое время они остановились в гостинице «Блейкс», откуда 10 октября Джон Аллан написал Чарльзу Эллису, сообщая, что тремя днями раньше они приехали из Глазго в Лондон и что впечатления их от путешествия по Шотландии «в высшей степени благоприятны во всех отношениях». Вскоре им удалось найти вполне приличную квартиру на Рассел-сквер, и в своем очередном послании, датированном 15 октября 1815 года, Джон Аллан пишет, что сидит «у весело горящего камелька в уютной маленькой гостиной, в то время как Фрэнсис и Нэнси заняты шитьем, а Эдгар читает какую-то книжку». Уже в семь лет Эдгар, наверное, довольно много читал.

Несколько позднее, приблизительно в конце 1815 года, Эдгар возвращается в Ирвин, где снова начинает посещать школу вместе с Джеймсом Гэльтом. Этот пятнадцатилетний подросток доводился племянником старому Уильяму Гэльту из Ричмонда, который через переписку с мальчиком в какой-то степени держал Джона Аллана под присмотром.

Эдгару, судя по всему, очень не хотелось расставаться с семьей, и женщины пытались уговорить Джона Аллана оставить его в Лондоне, но тщетно. Своенравный характер По начал обнаруживать себя уже в те годы. Джеймс Гэльт рассказывает, что всю дорогу из Лондона в Ирвин Эдгар не переставая ворчал и капризничал — его отправляли в Шотландию против воли, и мир должен был знать, в каком дурном расположении духа он пребывал по этому поводу.

В Ирвине Эдгар По и Джеймс Гэльт жили в одной комнате, отведенной им в доме сестры Джона Аллана, Мэри. Из писем Гэльта можно составить вполне определенное представление о характере и поведении юного Эдгара. Не по годам развитый, он изъяснялся несколько книжным языком, отличался исключительной уверенностью в своих силах и совершенным бесстрашием. Жизнь у «тетушки Мэри» и учеба в местной школе были ему явно не по душе, и он строил планы возвращения в Америку (быть может, думая при этом о ждущей его там Кэтрин Пуатьо) или побега в Лондон, к своей дорогой «ма» и «тете Нэнси», но уж, конечно, не к папеньке, который так бессердечно разлучил его со всеми, кого он любил. То был первый из его многочисленных планов такого рода, и эта тяга к приключениям, предприимчивость и упорство в мальчике, которому едва исполнилось семь лет, весьма примечательны. Надо полагать, «тетушка Мэри», добрая и отзывчивая женщина, если судить по ее письмам, не раз приходила в отчаяние от шалостей неуемного маленького сорванца, ураганом ворвавшегося в ее старую тихую обитель. Наконец однажды она не выдержала и в приступе раздражения отправила его вместе со всеми пожитками обратно в Лондон — к великой досаде Джона Аллана и безмерному восторгу Фрэнсис и мисс Валентайн.

По возвращении в Лондон в 1816 году Эдгар был отдан в школу-пансион сестер Дюбур, находившуюся в Челси, на Слоун-стрит, где он оставался до конца весны 1817 года, изредка навещая семью. Летом Алланы переселились в другой дом, по Саутгемптон-роу, а осенью Эдгара определили в пансион преподобного «доктора» Брэнсби, располагавшийся в лондонском предместье Стоук-Ньюингтон, все еще сохранявшем своеобразный облик и патриархальную атмосферу старинной английской деревни, от которой оно унаследовало свое название. Заведение это предназначалось для мальчиков из достаточно обеспеченных семей, и здесь были заложены прочные основы разностороннего образования, полученного поэтом. Ему было почти десять лет, и он вступал в тот период жизни, когда начинают вырисовываться главные черты характера, в этом возрасте особенно восприимчивого к формирующим влияниям среды.

В странном и трагическом рассказе «Вильям Вильсоне», во многом автобиографическом, мы слышим из уст самого По признание в том, что в старой школе в Стоук-Ньюингтоне в душе поэта начался один из тех нравственных конфликтов, которые существенно влияют на литературное творчество. И сама школа, и мрачная, даже несколько таинственная обстановка вокруг нее не могли не пробудить воображения мальчика, не вызвать в нем живого отклика: «Чувства мои в детстве были, наверное, не менее глубоки, чем у зрелого человека, ибо их отпечаток, который я нахожу в своей памяти, ясен и чист, как рельефы на карфагенских медалях». Так он писал спустя много лет о своих школьных днях в Стоук-Ньюингтоне. «Oh, le bon temps que се siecle de fer» [2] «Прекрасная пора, железный этот век» (франц.) , — восклицает он, с ностальгической тоскою глядя в прошлое, словно забыв о томительном одиночестве, которое, как он сам утверждал, было его уделом в ту давнюю пору.

В 1818 году предместье Стоук-Ньюингтон, которое впоследствии поглотил разрастающийся Лондон, являло собой дивную, успокаивающую душу картину. «Окутанная дымкой старинная английская деревушка», как описывает ее По, раскинулась по обе стороны древней римской дороги, обсаженной могучими вязами, наверное, помнившими, как и дома вокруг, царствование Тюдоров. «В это мгновение, — напишет он через много лет, — я ощущаю живительную прохладу ее погруженных в глубокую тень улиц, вдыхаю благоухание бесчисленных цветочных кустов и вновь трепещу в неизъяснимом восторге, слыша глубокий, гулкий звук церковного колокола, что каждый час внезапным мрачным раскатом сотрясает недвижный дремотный сумрак, окутывающий изъязвленную временем готическую колокольню». Не будет поэтому излишней смелостью предположить, что именно этими, дышащими тысячелетней древностью местами, все еще хранящими романтические осколки минувшего, была отчасти внушена увлекавшая поэта впоследствии страсть к средневековой, «готической» атмосфере, навеян экзотический колорит его произведений, подсказаны подробнейшие описания старинных зданий, поражающие зримой точностью деталей.

Ибо совсем поблизости от деревушки, за высокими, каменными стенами виднелась замшелая громада дома, в котором жил когда-то граф Перси, злосчастный любовник Анны Болейн, а чуть поодаль — особняк благородного фаворита королевы Елизаветы, могущественного графа Лестерского. На запад от небольшой площади уходили тенистые зеленые аллеи, терявшиеся в прохладных, подернутых пеленой тумана лугах. Сама школа находилась в восточной части предместья, на улице, застроенной старыми домами диковинной архитектуры, вокруг которых темным ковром лежали безупречные английские газоны, обнесенные вересковыми изгородями. Здание пансиона стояло немного в глубине, отделенное от улицы невысокой оградой. Перед главным входом была разбита красивая цветочная клумба, обсаженная кустами самшита. Этот большой белый особняк весьма свободной планировки соединил в себе сразу несколько архитектурных стилей. Скошенная назад крыша упиралась в массивную кирпичную стену с тяжелыми, окованными железом воротами. Подробное описание школы и бытовавших в ней нравов мы находим в «Вильяме Вильсоне», однако его не следует воспринимать слишком буквально — вполне возможно, что в нем слились черты нескольких заведений подобного рода. Во всяком случае, той его части, которая касается директора, «преподобного доктора Брэнсби», доверять трудно.