Сергей Иванько - Фенимор Купер

В Национальном собрании Низкопрыгии заседают представители двух политических партий – горизонталистов и вертикалистов. Каждая партия имеет в обеих палатах своих политических правофланговых, задача которых – избавить «депутатов от необходимости изучать сложные вопросы и ломать себе над ними голову». Когда дело доходит до голосования, депутатам остается только следить за движениями своего правофлангового и следовать его примеру.

Роман, можно сказать, буквально нашпигован сатирическими сценами и описаниями из жизни американского общества. Чего, например, стоит уничтожающе точное изображение общественных процессов в стране, показанных в виде большого нравственного затмения, когда Великий Безнравственный Постулат, известный под названием Денежного Интереса, на время затмевает Великий Нравственный Постулат, обозначаемый понятием Принцип. Поначалу Тщеславие сменяет Благотворительность, затем Политическая Интрига приходит на смену Правдивости, Честности, Бескорыстию и Патриотизму. И, наконец, все скрывается в тени Великого Денежного Интереса, сопровождаемого ростом Амбиции, Ненависти и Зависти. Затмение завершается только после прохождения фазы Несчастий и фазы Бедствий. Продолжается оно 9 лет 7 месяцев 26 дней 4 часа 16 минут и 2 секунды.

В Низкопрыгии все определялось деньгами. «Можно сказать, что добрая половина обиходного словаря сжалась в одно слово, которое в переводе с моникинского на английский язык означает «доллар». «Доллар, доллар, доллар!» – ничего, кроме доллара!.. Короче говоря, за какое бы дело вы ни взялись, оно в конечном итоге сводилось к долларам. Всепоглощающая страсть к доллару передавалась от отца к сыну, от мужа к жене, от брата к сестре, от одного родственника к другому, пока не заразила все так называемое «общество».

Эта типично американская страсть к наживе, к обогащению, к погоне за долларом была точно подмечена писателем. Прибегнув к аллегории, он высмеивает деятельность партии вигов, направленную на поддержку частных американских банков. Так в романе нашла свое отражение реальная политическая схватка, происходившая в эти годы в США. «Война с банком», как ее называют современные американские историки, была весьма острой и многоплановой. Вопрос шел о продлении полномочий филадельфийского банка в качестве центрального банка США. Инициатором продления полномочий выступила политическая группировка вигов, которой удалось провести через обе палаты конгресса соответствующий билль.

Однако президент Джексон, пользуясь данной ему властью, наложил на законопроект вето. Вот тут-то и развернулась настоящая война. «Некоторые сравнивали ее со спрутом, – пишет американский историк профессор Р. Ремини, – щупальца которого проникают всюду: в политику, экономику, финансы, в борьбу за власть между отдельными личностями, классами и секциями, в социальные и идеологические различия между главными антагонистическими силами». Отметим, что в конечном итоге виги потерпели поражение и филадельфийский банк после истечения полномочий продолжал действовать в качестве банка штата Пенсильвания.

«Война с банком» – отнюдь не единственный исторический эпизод, нашедший свое отражение на страницах нового романа Купера. Фактически все главы романа, описывающие пребывание героев в Низкопрыгии и рисующие впечатляющую картину царивших там нравов, в той или иной степени являлись откликом па события, происходившие в Соединенных Штатах Америки. Купер не только сумел рассмотреть и разгадать движущие силы так называемой «американской демократии», но и дал нм точную бескомпромиссную оценку. И вот что интересно: с прошествием времени сделанные им выводы ничуть не утратили своей точности и значимости. Они вполне применимы и к порядкам, царящим в сегодняшней Америку, в которой по-прежнему всецело властвует культ доллара.

В своем романе Купер сумел подняться до разоблачения политической сущности «американской демократии», показав, что в ее основе лежит культ денег, что она зиждется на беспринципности, тщеславии, ненависти, зависти. В стране все и вся затмевает Великий Денежный Интерес, прямым следствием которого является Политическая Интрига. Читая сегодня «Моникины», трудно поверить, что роман создан более полутораста лет тому назад. Описанные в романе нравы из жизни правителей Низкопрыгии не чужды и сегодня тем, кто заседает на Капитолийском холме в Вашингтоне, кто вершит судьбами в сегодняшней Америке. «Трагикомический, романтико-иронический» роман «Моникины» и сегодня звучит не менее злободневно, чем в те далекие времена, когда он впервые был опубликован.

Не приходится удивляться, что едкая социальная сатира Купера пришлась весьма не по нраву встающей на путь капитализма Америке. Один из самых влиятельных в те годы литературных журналов «Нью-Инглэнд мэгезин» писал в августе 1835 года: автор «Моникинов», «следуя по пути Свифта, вероятно, позабыл, что, хотя он и обладает в избытке тупой злобой, у него отсутствует блестящий ум, острый сарказм или же отточенный стиль английского сатирика». По мнению журнала, подобный роман «может создать любой сумасшедший, однако в нем не найти ни оживления, ни возбуждения, присущих дому умалишенных».

В таком же роде была и другая рецензия, опубликованная также в августе 1835 года в журнале «Никербокер мэгезин», издававшемся литераторами братьями-близнецами Льюксом и Уиллисом Кларками. «Мы не в состоянии описывать этот труд – он просто не поддается описанию… О чем этот труд – это выходит за пределы нашего понимания… В нем нет ни логики действия, ни изящества исполнения. Все – туманно, искажено и ненатурально… Масса шелухи и мусора, из элементов которых невозможно воссоздать ничего вразумительного». Автор рецензии дает свое объяснение неудаче автора: «Самая неудачная идея заключалась в том, чтобы политику сочетать эффективно с литературной романтикой. Политика составляет реальность, а литература – идеализм нашей жизни. Они просто не сочетаются. И если автор «Шпиона», «Красного корсара» и других романов желает сохранить незапятнанной память о творениях своей фантазии, он должен держать их на приличном расстоянии от бесплодной литературы факта…»

Американские критики, как видим, без особого труда распознали под маской аллегории факты американской действительности. Они не стали оспаривать ни их правдивость, ни правомерность их аллегорического воспроизведения. Они избрали более простой путь – путь отрицания каких-либо художественных достоинств нового романа писателя, путь прямых угроз. Рецензия в «Никербокер мэгезин» так и заканчивалась: «Это не доведет, да и не может довести, до добра».