Сергей Семанов - Макаров

Ученые специалисты – осторожные люди. Да, интересно, но надо продумать, попробовать, посмотреть... В таком духе высказались некоторые присутствующие, хотя в целом все одобрили макаровскую идею. Сам же Макаров комментировал это в дневнике в обычном своем энергично-отрывистом стиле: «Пока дело идет плохо. Много возражений...» – И далее, как оправдание: «Мало времени было».

Однако все шло совсем неплохо. И даже не шло, а стремительно двигалось. В течение февраля состоялось еще несколько встреч со специалистами, и постепенно их осторожные возражения слабели, а «за» становилось все тверже. 9 февраля Макаров сделал в дневнике такую оптимистическую запись: «...поехал к Семенову, который был в восторге от проекта...» Речь идет о главе Русского географического общества академике Петре Петровиче Семенове-Тянь-Шанском. Он сразу же поддержал Макарова. Знаменитый путешественник и географ, человек широких взглядов, он ясно представлял себе огромные перспективы полярных плаваний для грядущих судеб России. Несмотря на свой весьма почтенный возраст – ему было на двадцать с лишним лет больше, чем адмиралу, Петр Петрович развил энергичную деятельность в пользу макаровских планов. А влияние у старого географа было весьма велико: он состоял в разного рода, правительственных комиссиях, был членом Государственного совета и пр. В значительной мере благодаря его авторитетному слову Макаров на протяжении всей своей полярной эпопеи пользовался твердой поддержкой ученого мира России.

Еще более решительно выступил в поддержку макаровских планов Менделеев. Великий ученый не был избран в члены академии – ему, как и Макарову, «мешали» крутой нрав, принципиальная позиция в любом деле, неуемная предприимчивость в сочетании со смелостью идей (эти качества не всем нравятся). А кроме того, Менделеев поссорился с тогдашним министром народного просвещения Деляновым – ничтожным, бесхребетным бюрократом, унылым и злобным реакционером.

Как бы там ни было, но Менделеев в любых случаях оставался Менделеевым, то есть человеком, чье мнение ценилось очень высоко. И не только в ученом мире, но и в правительственных сферах: его часто привлекали в качестве консультанта, эксперта и т. п. На первых порах Менделеев поддержал макаровское начинание безоговорочно и энергично. Его увлекла идея освоения русского Севера (он и сам, кстати говоря, был коренным сибиряком). Менделеев пылко писал Макарову (2 мая 1897 года) : «По моему мнению, Ваша мысль блистательна и рано или поздно неизбежно выполнится и разовьется в дело большого значения не только научно-географического, но и в живую практику».

Итак, вперед! Макаров пишет Рыкачеву, прося его содействия в Академии наук. «Всякая новая мысль встречается недоверчиво, – осторожничает адмирал, – но я твердо уверен, что мне удастся защитить мое предложение...» А пока собираются ученые заседания и курьеры носят письма в разные учреждения, нетерпеливый Макаров уже торопит свою встречу со льдами. 26 января в дневнике его появляется запись: «Утром устраивали пробу льда на раздавливание. Делал визиты. У нас обед. После обеда все уехали в Коммерческое собрание на спектакль, а я остался с доктором Шидловским испытывать крепость льда...»

(Краткий комментарий: 26 января был праздничный день, отсюда неизбежные в подобных случаях визиты и званый обед в доме; «все» – это Капитолина Николаевна с родней и знакомыми, уехавшие в театр без хозяина; С. В. Шидловский – профессор Военно-медицинской академии. Как начал и чем кончил этот праздничный день Макаров, ясно и без комментариев.)

12 марта в конференц-зале Академии наук состоялось большое собрание. Присутствовали не только академики и ученые, но и множество заинтересованных лиц самого различного рода и звания – идея покорения Арктики увлекла многих. Теперь Макаров выступал уже не перед узким кругом специалистов. И он произнес не строгий специальный доклад, а речь-призыв, речь-обращение. И сказал ее горячо и напористо.

– Я являюсь с докладом о том, – начал он, – что сделала техника по пароходному делу и действительно ли ее успехи дают теперь возможность пробраться в северные широты не при посредстве одних только собак и прежних способов, а напролом, при посредстве сильных машин, которыми человечество располагает для своих нужд.

Далее Макаров подробно остановился на истории ледокольного дела. Особенно он подчеркнул вот что:

– Дело ледоколов зародилось у нас в России. Впоследствии другие нации опередили нас, но, может быть, мы опять сумеем опередить их, если примемся за дело. Первый человек, который захотел бороться со льдом, был кронштадтский купец Бритнев. Это было в 1864 году. Как известно, Кронштадт отрезан от сухого пути водою. Летом сообщение поддерживается на пароходах, а зимою на санях, но в распутицу, когда нет пути по льду, а пароходы уже прекратили движение, бывали большие затруднения по перевозке грузов и пассажиров. Бритнев попробовал, нельзя ли пароходом ломать лед. Он в 1864 году у парохода «Пайлот» срезал носовую часть так, чтобы она могла взбегать на лед и обламывать его. Этот маленький пароход сделал то, что казалось невозможным: он расширил время навигации осенью и зимой на несколько недель... Б 1871 году стояла чрезвычайно суровая зима в Европе; вход в Гамбург замерз, и решено было построить ледоколы. Были посланы в Кронштадт инженеры, чтобы посмотреть, как Бритнев ломает лед. Они купили чертежи Бритнева за 300 рублей, и сообразно с этими чертежами был построен для Гамбурга первый ледокол...

В публичной речи Макаров не стал, разумеется, распространяться о том, что изобретатель-самородок не получил никакой поддержки (да и вообще не любил он заниматься обличительством). Факт, однако, столь же поразительный, сколь и печальный: за ничтожную сумму – 300 рублей, годовое жалованье мелкого чиновника! – ценное техническое новшество отдается в чужие руки. И никому дела до этого нет.

Затем Макаров подробно изложил свои взгляды на характер арктических льдов, на способы их преодоления, на типы ледоколов. При этом он все время настойчиво проводил мысль, что наша родина особенно заинтересована в развитии ледокольного дела:

– Простой взгляд на карту России показывает, что она своим главным фасадом выходит на Ледовитый океан.

В заключение им были сформулированы три практические цели: 1) исследование Ледовитого океана, 2) регулярное пароходное сообщение с Обью и Енисеем в летнее время, 3) открытие зимней навигации в Петербурге. Сейчас, по прошествии семидесяти пяти лет, совершенно очевидно, что цели, поставленные Макаровым, были абсолютно реальны уже в ту пору, то есть вполне технически осуществимы, экономически и стратегически выгодны. (Осуществились они, правда, только в советское время.)