Медеу Сарсекеев - Каныш Сатпаев

Аул готовился к приему почетного гостя. По распоряжению Имантая перекочевали на новую стоянку по соседству, где трава была еще не вытоптана и окрестность выглядела свежо. Для профессора поставили отдельную гостевую юрту в стороне от остальных жилищ и кухни, чтобы оградить его от дыма и людского шума. Аул Сатпая умел принять гостей.

Михаил Антонович с женой прибыли на третий день. Удивил всех его распорядок дня: профессор вставал очень рано и сразу отправлялся на прогулку. Обычно он проходил каждое утро по 5 — 6 километров по берегу Шидерты. Предложили ему смирную лошаденку для таких моционов, Усов отказался, что немало удивило аульчан, привыкших по любому поводу седлать коня. Возвратившись с прогулки, он раздевался до пояса и шел умываться к речке. А потом садился за чай. Пил он его по казахскому обычаю со сливками и выпивал за раз изрядное число пиал. После этого его нельзя было беспокоить. Он уединялся в своей гостевой юрте и работал по нескольку часов подряд. Обычно в это время к нему приносили кумыс. Он не любил, чтобы кто-то сидел рядом и ухаживал за ним, и все делал сам. А вот обедать ученый предпочитал в компании, за достарханом он становился разговорчивым. После обеда к его юрте подводили оседланного коня. И несколько всадников — обычно это бывали Белослюдов, Каныш и его брат Бокеш — сопровождали профессора на прогулке. Возвращались вечером с дичью или с образцами различных минералов.

Но иногда Михаил Антонович сам нарушал сложившийся распорядок. Обычно это случалось в те вечера, когда молодежь затевала игру в алты-бакан, качели или когда в ауле появлялся заезжий певец-жыршы. Хотя профессор и не понимал слов, он любил слушать песни, подолгу сидел вместе со всеми на таких импровизированных концертах.

Ему нравились чистый воздух джайляу, напоенный ароматом трав, целительный кумыс и мирная тишина аула. И то, что степняки постоянно выглядели бодрыми и жизнелюбивыми, тоже радовало его душу. Охота, протяжные задушевные песни, обстоятельные беседы на лугу — все это вызывало хорошее настроение. Здоровье заметно поправлялось, стихали боли в груди. День ото дня Усов чувствовал себя все лучше.

Обычно Каныш приезжал в родной аул на несколько дней, а затем подолгу не появлялся. В это лето он изменил своему обыкновению. Уезжал на два-три дня, а вернувшись, старался остаться лишний день у своих. Его тянуло к профессору, постоянно хотелось быть возле него. Беседы с ученым на любую тему были интересны для него, намного расширяли круг его познаний и обогащали представления молодого человека о природе. Чего он только не узнал во время совместных прогулок с Усовым о рельефе степи, о происхождении гор и равнин родины, о камнях, которые встречались им на пути. Лишенный возможности жить в большом городе, Каныш давно тосковал по общению с образованными людьми. С приездом Усова и Белослюдова у него появилась возможность удовлетворить эту потребность, потому так сильна была его тяга к ним.

Как-то раз случилось, что в один из приездов Каныша он и профессор отправились на прогулку только вдвоем. В тот день они добрались до Ниязских гор. Канышу давно хотелось показать Усову этот кряж, своеобразный по рельефу. Верхом они поднялись на несколько сопок, затем Михаил Антонович пешком прошел вдоль самых крупных каменистых обнажений. Образцы рассматривал нахмурившись. Видно, ничего особенного не попадалось, ибо он почти не клал образцов себе в сумку. Канышу казалось неудобным задавать вопросы, и он молча следовал за Усовым на некотором отдалении.

Время обеда давно прошло. Солнце клонилось к западу. И только когда оно коснулось вершины ближней сопки, они повернули коней назад.

Ехали не спеша, думая каждый о своем. Неожиданно профессор заговорил:

— Много я слышал о ваших краях. «Киргизские степи, киргизские степи...» Это сделалось своеобразным геологическим термином. Но, не бывав здесь, я представлял степь совершенно иной. Знаете, что я думал? Что это голая равнина — ну, растет ковыль и еще кое-какие травы, воды почти нет. Приехал нынче к вам и что же вижу? В Баянауле настоящий оазис, более дивного места не придумаешь! Рядом солончаки и соленые озера. А здесь буйное разнотравье, речек и ручейков не счесть, горы какие! А раньше бывал я в Тарбагатае, Чингисских горах. И ни одна из этих местностей не похожа на другую, но каждая по-своему интересна и богата. Правда, в глубь степи не приходилось ездить. Но и моих немногих впечатлений достаточно, чтобы иметь кое-какое представление о ней...

Выслушав ученого, Каныш сказал:

— Нашу степь я сравнил бы со скатертью, уставленной всякого рода яствами, но не повсюду одинаково густо, неравномерно. Скажем, в одном месте всякие сласти — урюк, изюм и тому подобное, а в другом — соль да несколько кусочков курта 12 12 Сушеный творог. , в третьем — один хлеб, в четвертом — вода, а в пятом и этого нет, совершенно пусто...

— Что-то не совсем понимаю, дорогой.

— Яснее этого не скажу, Михаил Антонович, — рассмеялся Каныш. — Где урюк, изюм лежит — это те самые оазисы, о которых вы упоминали сейчас. Баянаул, Каркаралинск, Кокчетав... Другой край, где кучей навалена всякая еда, — это, к примеру, Тарбагатай, Чингисские горы, Шидерты и иные подобные места. А большие сосуды с водой — это Балхаш, Зайсан и другие озера. А где пусто — пески и такыры.

— Теперь ясно. Образно выражено! Но я как геолог смотрю на вашу степь по-другому и скажу совершенно иное, дорогой Каныш Имантаевич. Я назвал бы ее — уверяю вас, что так оно и есть, — настоящей классической школой для геологов. Сколько здесь разломов, трещин! Сколько открытых, совершенно обнаженных мест! Широчайший простор для геологической деятельности! Горы старые, а в них не счесть рудных сокровищ! Причем лежат они близко к поверхности, почти на открытых площадях. И потому неграмотные кочевники без всяких разведок, не затрудняя себя проходкой скважин и шурфов, а просто разворошив сурковые норы, находят Караганду, Экибастуз. А если прийти сюда хорошо оснащенным современной техникой да начать бурение, что произойдет тогда, даже не представляю. Сколько будет феноменальных открытий! Ведь, по сути дела, в этих краях, кроме наезжавших ненадолго разного рода спецов-дельцов, не было настоящего геолога-исследователя.

Захваченный картиной будущего, нарисованной профессором, Каныш порывисто повернулся к спутнику, отчего лошадь под ним настороженно встрепенулась.

— Михаил Антонович, а нельзя ли мне выучиться на геолога?

— Так приезжайте ко мне в Томск! — с горячностью заявил Усов.

— А может быть, поздновато мне учиться? — вдруг вспомнив о семье, в раздумье спросил молодой человек.

— Учиться никогда не поздно, дорогой мой.