Александр Нилин - Стрельцов. Человек без локтей

Севидову показалось, что к работе в школе с детьми он поостыл, удостоверившись, что из Игоря большого игрока не выйдет. Интересно, что бабушка Софья Фроловна, разочек посмотрев, как внук играет, незамедлительно пришла к выводу, что он по стопам отца не пойдет. Раису футбольная будущность сына волновала постольку-поскольку. Она, конечно, спрашивала Эдуарда, когда приезжал он с мальчишеских матчей: «Ну как?» Папа, по словам Игоря, махнет рукой — и воздержится от комментариев. Но примириться с мыслью, что сын игроком не станет, Стрельцов не мог довольно долго. Мне он как-то на мой вопрос о будущем Игоря ответил, что рано еще говорить — надо подождать лет до двадцати пяти, не все созревают рано. Сын поиграл и за торпедовский дубль — я видел гол, лихо забитый им резервистам «Спартака». Ездил он и за провинциальный клуб играть…

В апээновском архиве осталась фотография, сделанная Димой Донским: на трибуне лужниковской — маленькие сыновья Стрельцова, Иванова и Воронина. Игорь, Валя и Миша. У всех троих находили способности, но и судьбы Володи Федотова никто из них не повторил. До команды мастеров дошел только Валя Иванов-младший, но что-то там тоже не задалось; по словам Валентина Козьмича, начальники не советовали ему ставить сына в основной состав. Зато Валентин Валентинович вырос в судью международной категории. Миша после всяческих метаний стал во главе Фонда Воронина. Игорь Стрельцов — капитан милиции. В милицию его сосватал Михаил Гершкович, когда руководил футбольными командами «Динамо». Неисповедимы пути Господни.

Севидову Эдик самокритично сказал в минуту откровенности, что не может считать себя детским тренером, раз из сына футболиста не смог сделать.

В поездках по стране рядом с Эдуардом всегда оказывался человек, на которого он мог во всех своих беспутствах положиться. Причем опекун не должен был быть трезвенником и монахом, но должен был знать меру, чтобы обязательно подстраховать Стрельцова. В команде торпедовских ветеранов таким «ангелом»-хранителем становился Георгий Янец. В сборной — Юрий Севидов, когда не тренировал команды, а ездил с ветеранами. Но Раиса всего спокойнее себя чувствовала, когда жизнью мужа в разъездах руководил динамовец Эдуард Мудрик. И Стрельцов любил везде бывать с Мудриком — свято верил во всесилие выданной тому МВД ксивы. Вот, кстати, о парадоксах советской действительности — человек из семьи репрессированных продвигался в динамовской системе беспрепятственно и пользовался абсолютным доверием начальства из строжайших ведомств.

Мудрик очень любил тезку. И даже не самым красивым эпизодам, случавшимся с Анатольевичем на выезде, придавал романтическое толкование. Скажем, живут они в люксе; загулявший с комсомольскими работниками Стрельцов отдыхает в дальних покоях — и вдруг динамовскому другу кажется, что у спящего выросли на лысой голове черные волосы, в брюнета превратился. Оказалось, что мухи облепили потную лысину — дело происходило в Молдавии, в жару. И что же на это Мудрик сказал? Русскому медведю лень даже мух от себя отогнать — богатырский сон.

На гастроли с футболистами по Молдавии поехал Евгений Александрович Евтушенко.

У Евгения Александровича была своя заветная мечта — сыграть вратарем за команду мастеров. Он когда-то экзаменовался у Якушина — и говорят, что выдержал экзамен, но почему-то предпочел в юности футболу гуманитарную деятельность. И вот по прошествии лет захотелось наверстать упущенное. В престижные ворота поэта так и не поставили — держали в запасе. Но на банкетах одной всемирной звездой стало больше.

На гулянке у виноделов директор поставил на стол, за которым сидели главные футболисты вместе с Евтушенко, графин драгоценного французского коньяка. И к ужасу винодела коньяк этот выхлестали стаканами. Директор, забыв про величие гостей, стал их отчитывать за преступную простоту нравов. Евтушенко с некоторым опозданием присоединился к нему, подтвердив, что такой коньяк надо целовать, греть в бокале ладонью, дуть на него с осторожностью перед тем, как пригубить… Рассказ заинтересовал Стрельцова — ему захотелось лучше распробовать ненароком проглоченный напиток. И они с Мудриком двинулись вслед за покинувшим собрание директором. Стрельцову директор, разочаровавшийся было в футболистах, не сумел отказать — завел к себе в кабинет, вынул из сейфа другой графин и разрешил выпить, не выходя, однако, из комнаты…

За столом продолжавшегося до петухов банкета Евгений Александрович рассказал и кое-что, относящееся к поездке в Чили, где он был одновременно с футболистами сборной СССР. Не подтвердив во всех деталях стрельцовское воспоминание о том, как у него не хватило денег на премию за голы, забитые центрфорвардом сборной, он задержался на другом эпизоде этой латиноамериканской эпопеи.

Евтушенко позвонил в номер отеля шеф тайной полиции Чили, их Андропов, как перевел мне Мудрик, и настоятельно посоветовал подъехать в бордель мадам такой-то. Предупредил, что находившимся там футболистам грозит неприятность — вряд ли они смогут расплатиться по счету. Они сделали заказ, сообразуясь с теми ценами на выпивку, какие существовали в магазинах. В борделе же существовала значительная наценка. Евгений Александрович сказал полицейскому, что у него нет наличных денег. Местный Андропов порекомендовал воспользоваться кредитной карточкой…

Короче говоря, честь советского спорта была спасена. Фамилий заседавших в борделе господ футболистов Евтушенко и в Молдавии из конспирации не назвал. По ухмылке Стрельцова Мудрик не понял: был ли тот среди спасенных автором забытого к тому времени рассказа «Третья Мещанская»?

Или бенефис Яшина.

Решили провести в Туле представительный ветеранский матч — и денег никому из игроков не брать, весь сбор отдать Леве.

Участие, Стрельцова в таком матче само собой разумелось. Но загодя предупрежденный, он, по обыкновению, чего-то перепутал — и накануне поездки в город оружейников переусердствовал в каких-то гостях. И Раиса с Мудриком по всей квартире собирали ему вещи в сумку — сам футболист (между прочим, прозвище Эдуарду ветераны придумывали исчерпывающее — Сам: почтение в нем маскировалось иронией, а ирония — почтением) ни о чем не позаботился: ни о трусах, ни о гетрах, ни о бутсах. Внизу у подъезда двух Эдиков ждал Валерий Маслов с приятелем-официантом какого-то ресторана.

Не успели выехать за черту Москвы, как увидевший сельпо Стрельцов потребовал остановки — так рано вином торговать не разрешалось, но страждущий надеялся на эмвэдэшное удостоверение Мудрика. Замка на дверях он не углядел.

На следующем сельпо тоже висел замок. Маслов не выдержал страданий товарища, но для порядка прикинулся непонимающим: «Ты что, Эдик, выпить хочешь? У меня есть — жена завернула. Но давай только до леска доедем, там остановимся…» При виде первых же трех сосен Стрельцов воскликнул: «Все, Масло, лес!»