Иосиф Линдер - Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Мельком смотрю на часы – уже около часа дня. Мы поднимаемся на пол-этажа и, подойдя к шлюзовой двери, по очереди просачиваемся в смежный коридор соседнего корпуса. Здесь совсем иная обстановка – все зашито в пластик и дерево, на полу приятное ковровое покрытие, скрадывающее звук шагов. Такое впечатление, что мягкий свет струится из потолка. Мы идем по коридору, который слегка подсвечивается по мере нашего продвижения и снова погружается в полумрак у нас за спиной.

По обеим сторонам коридора одинаковые двери. Вопреки правилам пожарной безопасности, все они открываются внутрь помещений. Забавно и показательно. Наконец мы останавливаемся около одной из таких дверей. Высокий парень проводит электронной картой вдоль контрольной пластины датчика, и дверь автоматически открывается, впуская нас в темное помещение, в котором тут же вспыхивает свет. Так же автоматически включается кондиционер под потолком, нас обдает струей холодного воздуха. «Вот это техника! – думаю я. – Не хватает только хорошего дружеского застолья».

Но мои мысли сейчас никого не интересуют. Я усаживаюсь в предложенное немцем кресло из прозрачного пластика. Мои собеседники устраиваются на стульях напротив меня по разным углам стола. Бумаги появляются на столе одна за другой, словно карты в сложном пасьянсе. Теперь я начинаю узнавать некоторые из бумаг и понимаю, что ребята в полицейской форме уже нарыли для своих штатских коллег кое-какой материальчик и, заработав свои очки, передали нас с Алексеем дальше по инстанции.

Вновь начинается веселый и смешной, если смотреть со стороны, разговор глухого со слепыми. Один все время что-то вспоминает, а двое других все время что-то переспрашивают, хотя это что-то лежит перед ними и требует простого прочтения. Разговор крутится вокруг то одной, то другой, то третьей темы, ускользая и вновь возвращаясь к уже сказанному. Вопросы сыплются как из чудесного рога изобилия. Кто? Когда? Зачем? Как? По какой причине? В какое время? С кем? Для кого? А это когда? А это зачем? А это почему? Мы словно играем в бесконечное буриме, когда спонтанно брошенные рифмованные слова тут же соединяются в складное стихотворение на уже заданную и, что самое главное, проверенную невидимым учителем тему. Поэтому для моих собеседников итоговая оценка не является секретом, и игра идет попеременно, но все время у одних ворот. Вспотевшая спина прилипает к спинке кресла. Собеседники, разделенные углами достаточно большого стола, заставляют все время поворачиваться то к одному, то к другому.

В комнате не видно открытых видеокамер, но они тут есть, и их конечно же больше, чем в предыдущем помещении. Мои собеседники вообще ничего не помечают. Просто худощавый или высокий поочередно периодически выходят из комнаты и после возвращения обрушивают на меня новый запас вопросов, которые им заготавливает невидимый для меня режиссер. Время то тянется, то летит незаметно. Мне трудно сориентироваться во временном потоке. Разговор не оставляет времени для каких-то размышлений, потому что ведется практически без пауз и остановок. Под ложечкой начинает посасывать, маленький червячок голода постепенно вырастает в настоящего удава, готового сожрать себя самого. Но моих собеседников это совершенно не интересует, они заняты своим делом и не обращают внимания на мой разгорающийся аппетит.

Мы уже по десятому или по двадцатому кругу повторяем одни и те же темы, каждый раз стараясь углубиться в какой-либо отдельный вопрос или подробно разобрать не вполне понятный собеседникам эпизод. Поток собеседования уносит нас все дальше и дальше. Мне остается только лавировать между бурунами новых вопросов, намеков, уточнений. Все это уже порядком надоело, но ни в коем случае нельзя позволить себе взорваться или внезапно замкнуться. «Мир не любит пустоты, а природа не терпит резких скачков» – так, кажется, говорил Ломоносов. Ну, даже если не дословно, то по смыслу это верно. Играть по чужим правилам – хуже некуда. Но, начав играть, необходимо играть до конца.

Вдруг поток начинает извиваться, менять уже набранный темп, замедлять движение или неоправданно долго вертеться на одном месте. Я чувствую, что мои собеседники начинают пробуксовывать, искать какую-то незримую поддержку не то друг у друга, не то у невидимого режиссера. Их вопросы начинают спотыкаться, словно уставшие, почти что загнанные лошади. И вот великолепные скакуны превращаются в измученных, едва переставляющих ноги кляч. Во мне начинает подниматься чувство презрения к ним. Но это опасное чувство, нельзя расслабляться и переоценивать себя в угоду собственным амбициям. В любой момент мои визави могут выкинуть новый фортель и так зарядить меня, что мало не покажется. Это ведь их игровое поле, они играют по своим правилам, имея возможность менять их по ходу пьесы.

Дверь неожиданно открывается, и в комнате появляется еще один штатский. Он старше своих молодых коллег, его лицо мне кажется знакомым. Полноватый, но крепкий, с жестким лицом, говорящим о соответствующих чертах характера, взгляд внимательный. Где-то я его точно видел, но где? Только спокойно! Не торопясь и подавляя фантомы памяти, необходимо вспомнить, где я видел это сильное и мужественное лицо.

Память, словно котенок, разматывает невидимый клубок воспоминаний, стараясь найти тот узелок, который даст ответ на возникший вопрос. Ну да, конечно же два года назад курс в Западноберлинской академии для сотрудников спецайнзацкоманд . Этот человек был наблюдателем в группе преподавателей по боевой и специальной подготовке. Память медленно вытягивает одну ниточку воспоминаний за другой. Теперь отчетливо вспомнилось, как внимательно он следил за занятиями по тактике, а в зале всегда сидел в уголочке, чуть сбоку, наблюдая за происходящим. Вот, значит, какой из вас преподаватель? Ну что же, и то неплохо, что вспомнил, где виделись. Что-то у вас, ребята, не заладилось, коли режиссер на сцену вышел или вывел кого-то из ведущих актеров!

На моих часах уже около пяти часов. Скоро вечер. Мы не знакомимся друг с другом, а продолжаем бесконечный разговор в расширенном варианте. Но вскоре как бы вдруг мои собеседники вспоминают, что у нас давным-давно маковой росинки не было во рту. Поступает предложение перейти в другое помещение. Выбора нет, и я в сопровождении теперь уже трех человек вновь иду по лабиринту незнакомого здания.

Меняются этажи и коридоры, снова этажи и снова коридоры. Наконец мы входим в совершенно иного рода, чем был перед этим, коридор. Худощавый сотрудник остается за дверью очередного отсека, да и поведение высокого сотрудника становится каким-то предупредительно осторожным. Только крепыш чувствует себя в своей тарелке.