Иосиф Линдер - Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Мысли наставника часто возвращались к тому, что на овладение всем комплексом умений и навыков требуется много десятилетий кропотливого труда, тренировок тела, совершенствования техники и укрепления духа. Да и границ всего комплекса еще никто не обозначил. Как бы хотелось сократить этот период хотя бы на десятилетие, а может, и больше. Тогда выигранное время могло бы пойти на дальнейшее совершенствование. И это накопленное рядом поколений совершенство позволило бы сделать новый качественный скачок и вознести искусство владения мечом на новую ступень.

В противном случае ученики будут только старательно копировать учителя, слепо подражая ему, и это в конце концов приведет вырождению. Таковы законы искусства: мастерство выхолащивается и приходит в упадок, если виртуозному владению техникой не сопутствуют богатое внутреннее содержание и духовное совершенство. А это означает смерть школы и упадок искусства, утрату традиции и невозможность передать ее будущим поколениям.

Уголки губ Мусаси чуть приподнялись в слабой улыбке – он опять вспомнил, как принял его отец после долгого обучения в других школах. Он не стал расспрашивать сына, уже ставшего мастером, о премудростях, почерпнутых у известных мастеров. Отец пристально посмотрел в лицо сына, а затем поклонился ему так, как кланялся мастерам, равным ему по уровню владения школой. И этот поклон отца, признавшего в Миямото мастера, был самым дорогим подарком для молодого тогда еще Мусаси.

Годы унесли с собой многое, но взгляд отца постоянно напоминал Миямото о том скрытом от многих, но важном для посвященных искусстве выявлять мастера по мельчайшим признакам, по характеру осанки, по взгляду, выражению лица и голосу.

Ученики давно просили наставника написать труд, в котором бы он обобщил свой огромный опыт. Но Миямото все никак не мог взяться за кисть. Трудно было объяснить, чего не хватало ему для того, чтобы начать труд: мастера, близкого ему по уровню владения мечами, большого горя или большой радости? Не было какого-то нового и сильного ощущения, которое бы могло послужить толчком к давно задуманной работе.

Наставник спал тем приятным сном, который приходит к человеку, умеющему работать и знающему цену отдыху и расслаблению. Однажды один из молодых учеников, убирая зал после тренировки, приблизился к спящему Мусаси и подумал: «Вот сидит великий мастер, но я могу приблизиться и незаметно зарубить его». В то же мгновение сверкнувший клинок катаны чуть не обезглавил незадачливого ученика. Мастер оглядел зал и, увидев своего воспитанника, вложил меч в ножны, тихо сказав: «Кажется, впервые чувство опасности подвело меня».

Только через несколько лет ученик осмелился поделиться с наставником своими впечатлениями от увиденного и подтвердить, что чувство опасности никогда не подводило мастера: мысль, родившаяся в голове ученика, мгновенно отразилась в сознании наставника, как луна мгновенно отражается в зеркальной глади абсолютно спокойного озера.

Мусаси дремал, испытывая приятное ощущение спокойного одиночества, помогающего осмыслить высшие идеи бытия. Мастер очень любил это время после утренних тренировок, когда ученики, получив задание, расходились по разным углам большого сада, осмысливая поставленные перед ними задачи и отрабатывая сложные элементы новых техник.

Внезапно характер сна изменился, и Миямото ясно почувствовал, что он в зале не один, чувства опасности не было, но он явно был не один. Наставник увидел мальчика, стоявшего в почтительной позе в некотором удалении от почетного места и державшего в руках свиток, привязанный к молодой сосновой веточке. «Как он мог проникнуть? Полный сад учеников и слуг, система сигнальных колокольчиков… – подумал мастер. – Он преодолел все препоны, и лишь благодаря харагэй я ощутил его приближение!» Хозяин внимательно оглядел гостя. Это был мальчик лет десяти – двенадцати, маленький, худой, одетый в платье монаха.

Лицо его выдавало китайское происхождение. Одет он был бедно, но поза и взгляд показывали, что маленький монах знаком с правилами поведения в обществе. Изображение мальчика слегка светилось в сонном мареве, что придавало ему некоторое сходство с маленьким бодхисатвой. Мусаси слегка кивнул, мальчик поклонился, приблизился, опустился на колени, еще раз поклонился и протянул веточку с привязанным к ней посланием. Развернув свиток, мастер увидел каллиграфически выведенные иероглифы, говорившие о большом умении автора в области изящного письма. Послание на китайском языке гласило:

«Во многие страны распространилась слава о Вашем великом умении в постижении Пути меча. Ваше искусство высоко и совершенно. Но не откажите жалкому последователю великого учения Будды, изведавшему все превратности Пути, в возможности предстать перед Вами и нижайше просить Вас о великой милости – позволить стоять с Вами на одной площадке для фехтования и постигать свет учения из Ваших рук. Прошу также не гневаться на меня, ничтожного, но осмелюсь просить Вас о еще одной милости. Смиренно прошу разрешения внимать Вам и ответить Вашему искусству ретодзекая посредством бумажного веера». Далее следовали стихи:

Миямото закончил чтение и оторвал взгляд от свитка. Маленький слуга все так же стоял на коленях, почтительно ожидая ответа.

– Кто твой господин? – услышал Мусаси свой голос.

Но странный гость закрыл рот рукой, давая понять, что лишен дара речи, затем молитвенно сложил руки и поклонился. Миямото дважды хлопнул в ладоши и посмотрел на немого мальчика, который явно не слышал звука хлопков. Почти моментально вбежал слуга, которому хозяин продиктовал краткий, но изысканный ответ, приглашая странного монаха из далекого Китая посетить его жилище. Немой мальчик почтительно, стоя на коленях, принял свиток и, бережно держа его перед собой, растворился в сонном мареве ночи.

Мусаси долго осмысливал происшедшее. Просьба монаха фехтовать против двух разящих мечей бумажным веером была странной. Возможно, пришелец из Китая не знал, что другое имя Миямото Мусаси было Мастер, отрубающий головы. Правда, так Мусаси чаще называли недоброжелатели, которые не осмеливались вызвать его на поединок, но втайне завидовали его мастерству.

Как-то в далекой молодости четверо таких завистников устроили Мусаси засаду в саду одного из монастырей, где Миямото любил прогуливаться после бесед с духовным наставником. Самураи решили напасть на задумавшегося Мусаси одновременно с четырех сторон и убить. Миямото проводил медитацию кин-хин – его ноги в гета равномерно передвигались мелкими шажками на полступни, а глаза были полуприкрыты. В какой-то момент Мусаси вдруг взорвался короткой серией движений «полет бабочки». И только стряхнув с меча кровь, огляделся и увидел четыре обезглавленных тела, лежавшие у его ног и продолжавшие сжимать теперь уже бесполезные мечи.