Эдсон Арантес ду Насименто - Моя жизнь и прекрасная игра

Пока мы жили в Бауру, я научился играть в футбол и ради него благополучно забросил все свои школьные занятия. Мне как-то не верится, что я действительно был тупым. Дело в том, что я нередко расходился во взглядах на некоторые вещи со своими учителями.

В третьем классе мои дела пошли совсем плохо. Ума не приложу, каким образом наша учительница оказалась в школе, а не в исправительном доме для закоренелых преступников. Клянусь, любой надзиратель позавидовал бы ей в умении придумывать разные виды наказаний.

Например, за разговоры на уроках она заставляла меня набивать рот бумажными шариками. Однако, пока учительница занималась с другими, можно было спокойно выплюнуть шарики и дать отдохнуть щекам. Но стоило ей лишь взглянуть на меня, как я демонстративно раздувал щеки и кривился от боли, при этом мы оба испытывали удовлетворение.

Бросаться шариками из жеваной бумаги, щипать девчонок или устраивать драки в классе считалось более серьезной провинностью. Для нарушителей в углу класса стояла маленькая клетка с рассыпанными по полу твердыми, как галька, сырыми бобами. «Преступника», чаще всего им оказывался я, помещали в эту клетку и ставили коленями на бобы. Мучительное наказание! Но на каждый яд всегда находится противоядие. Как только учительница отворачивалась, я начинал складывать бобы в карман или незаметно отодвигал их в сторону, на какие-то мгновения облегчая себе страдания. Когда экзекуция заканчивалась, я старался разбросать бобы так, чтобы они как можно гуще покрывали пол клетки. После отбывания провинности у меня набирался полный карман бобов, которыми очень здорово было кидаться в классе.

У нашей учительницы, имя которой я решил не называть, было еще одно любимое наказание: она заставляла провинившегося вставать лицом к стене с раскинутыми, как у Христа на распятье, руками. Когда руки уставали и опускались вниз, она с ожесточением возвращала их в прежнее положение. Иногда, совсем забыв об уроке, учительница не отходила от своей жертвы и каждый раз, когда руки ученика в изнеможении опускались, резко подбрасывала их вверх. Как правило, она уставала быстрее меня. Особенно ее раздражало то, что класс откровенно хихикал над этими садистскими упражнениями.

Вероятно, рассказанная мною история дает повод судить о нашей учительнице как о настоящем чудовище. Но самое главное, что таковым она не была. Просто она искренне стремилась воспитывать нас в надлежащем духе и была твердо убеждена, что ее наказания служат во благо нам, помогая лучше сосредоточиться на уроках. Тем не менее, я считаю, что наш педагог явно перебарщивал. Ведь нам было всего по Десять лет. Я уверен, что, несмотря на благие намерения, эта учительница надолго отвратила меня от школы, ибо с первого же момента, когда она применила ко мне свою систему воспитания, я стал все чаще размышлять о том, как бы не пойти на уроки. Я понял, что, если подчинюсь, мой противник еще больше поверит в педагогическую эффективность своей системы. Такой вывод вредил прежде всего мне самому. Но в этом я убедился лишь спустя много лет, когда активно принялся ликвидировать пробелы в образовании. И даже тогда я продолжал считать ату учительницу виновной в моем невежестве.

После школы я отправлялся на вокзал чистить обувь. Признаться, иногда я «зажимал» одно или два крузейро, чтобы посидеть в темном зале кинотеатра и посмотреть, как живут в других странах мира (должен сказать, что всему этому я нисколько не верил!). Между тем разразившаяся инфляция отбросила Дондиньо далеко назад — к тому времени, когда он зарабатывал на жизнь только футболом, поэтому мой приработок стал для семьи жизненно важным. Иногда я, разумеется, без ущерба для работы, выкраивал время на рыбалку. Для этого приходилось пропускать школьные занятия. Я никогда не прогуливал в одиночку, всегда хватало желающих составить мне компанию. В конце концов, рыбалка приносила в дом пищу, и этот аргумент неотразимо действовал.

Нас собиралось четверо или пятеро, и рыбачили мы обычно на Рио-Бауру. Так называлась бурная река, протекавшая через город. Наше любимое место было под железнодорожным мостом Соракабаны, прямо на краю города.

У нас не было ни удочки, ни спиннинга, ни лески, ни крючка. Мы опускали в воду сита и вылавливали все, что нес бурный речной поток. Сита были большие, плоские и круглые, около трех футов в диаметре. Через такие обычно просеивают кофе для просушки. Мы заходили в воду так, чтобы не захлебнуться, опускали сита и ждали. Вода была мутная, и мы не знали, что нам попадется. Правда, мутная вода делала нас невидимыми для рыб, поэтому преимущество было, можно сказать, обоюдное.

Помню погожий летний день, кудрявые облака на небе; стрекот насекомых в траве сливался с плеском воды и грохотом проносившихся по эстакаде поездов. Одежду я, как обычно, оставил на берегу: если она намокнет, трудно будет объяснить доке Селесте, в чем дело. Я забрел в воду по грудь и опустил поглубже сито. Почти сразу в него ткнулось что-то тяжелое. Я резко выдернул сито из воды, чтобы не дать добыче уйти. Попалась, пронеслось в голове, все в порядке. И тут я буквально окаменел от страха: моей добычей оказалась огромная змея, как мне показалось, размером с боа [3] Змея семейства удавов длиной до 4 м. . Змея заметалась, ее страшные зубы были всего в нескольких дюймах от моего лица. Я пронзительно закричал, бросил сито с повисшей на нем змеей и, как безумный, ринулся к берегу. Мне казалось, что змея преследует меня, что я вызвал гнев целого змеиного семейства (мы хорошо знали, что змеи никогда не пускаются в путешествие в одиночку), которое, наверное, наткнулось на меня в мутной воде.

Я бежал к берегу, не переставая кричать во всю глотку. По щекам у меня текли слезы, тело била крупная дрожь. Я схватился за брошенную одежду, как за спасительную соломинку, прижал ее к груди, как бы желая успокоить ею неунимавшуюся дрожь. Никто надо мной не смеялся — ведь змеи далеко не самое приятное, что встречается в нашей жизни. Ребята с тревогой поглядывали друг на друга, пока я натягивал на мокрое тело одежду. Попавшуюся в сито змею наверняка вместе с ее семейством отнесло далеко вниз по течению. Мои приятели с ужасом смотрели на мутную воду.

За это происшествие мне пришлось нести тройное наказание: за пропуск уроков в школе, за утерю соседского сита (расплачивался, конечно, Дондиньо), но первые два ни в какое сравнение не шли с третьим — жуткими кошмарами, преследовавшими меня несколько месяцев. Огромные уродливые змеи, волосатые или до отвращения гладкие, сползали ко мне с сита для ловли рыбы, с деревьев, под которыми я ходил, поднимались из высокой травы, росшей около футбольного поля. Они лениво начинали со мной играть, а я стоял, как вкопанный, потом впивались в мое тело. Я вскакивал с постели и пронзительно кричал от страха до тех пор, пока не появлялась дона Селесте и не успокаивала меня.