Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

И мечты нездешней властью,
Как касатки, мчатся вдаль.
Неужели с новой страстью
В сердце борется печаль?

Неужели утомленный,
Задремавший наяву,
Я, послушный и влюбленный,
Снова жизнь к себе зову?

Давно уж тронулся горящий шар с зенита,
И тени поползли и ожили в углах.
Плывет медовый звон торжественно и слито:
То в дальнем городе поют колокола.

Там, стрелки двигая на древнем циферблате,
С полудня шесть часов невидимо прошло.
Застыли облака на золотом закате,
И слаще полился напев колоколов.

Дубы багряные, дубы сторожевые
Внимают журавлей прощальный переклик.
Просторы сжатых нив, румяно-огневые,
Каймой лиловою туманы облегли.

Заветный час настал! Походкой шелестящей
По листьям розовым и желто-голубым,
Склонясь, идет она прозрачной светлой чащей.
Блаженно замерли багряные дубы.

Флакон узорчатый духов любимых!
Граненый твой хрусталь под лентой пестрой
Напомнил мне о снах невозвратимых.
Твой нежный вздох, и сладостный и острый,
Вернул весенний запах дней любимых.

Твоим благоухала ароматом
Она в те дни, когда любовь всходила,
Когда, не омраченное закатом,
Впервые в жизни сердце полюбило
И задышало чистым ароматом.

Теперь опять над гробом, где истлела
Безумно оскверненная святыня,
Стон задрожал и роза заалела,
И вот восстала прежняя богиня
И запылало всё, что в сердце тлело.

О, милый вздох! Благоухай, как прежде,
Цветок любви, раскрывшийся в разлуке!
Твой аромат поет мне о надежде,
Зовет отдать мечту и душу в звуки
И воскрешает сны, что снились прежде.

Цветов коснулась ты устами.
Вздохнули розы. Даль светла.
Прошелестела над листами
Твоя багряная стрела.

В дремоте дрогнули Лилеи,
Роняя сладкую печаль.
Дрожа от счастья, по аллее
Рассыпал лепестка миндаль.

Благоуханием поющим
С кадил небесных вьется дым,
Над миром любящим и ждущим
Волнуясь облаком седым.

Но, краем ризы тронув море,
Владеешь ты покорным днем,
Чтоб на лазоревом просторе
Расплавить золото огнем.

Всё чище даль. За лирой лира
Поет с воздушной высоты,
В сиянии любви и мира
Восходит солнце. Солнце – ты.

Царица желтых роз и золотистых пчел,
В лучах полуденных расцветшая под солнцем,
Струи медовых кос я сам тебе заплел,
Украсив их концы червонцем.

Вот подвели коня к высокому крыльцу.
Вступаешь медленно ты в стремя золотое.
Фата твоя блестит и льется по лицу,
Как желтое вино густое.

Поводья тронула горячая ладонь.
Ты мчишься. Далеко, под тканью золотистой,
Как будто розовый колышется огонь,
Как будто мед струится чистый.

Люблю следить твой шарф волнистый,
Прозрачно-веющий, душистый,
Под нежно-сбивчивую речь
Порхающий с покатых плеч.

Люблю твой взор нетерпеливый,
То вдохновенный, то стыдливый.
Картавя милые слова,
Как нежный мальчик, ты резва.

Люблю руки твоей пожатье,
Твои духи, перчатки, платье,
Шуршанье строгое его
И даже мужа твоего.

Всё не могу забыть твой взгляд,
Твой взгляд последний, взгляд прощальный,
Наивный, ласково-суровый.
На белой шее перлов ряд,
На черном платье шарф лиловый.
С тобой простился я печальный
И навсегда унес твой взгляд.

Я кудри целовал твои,
Золотопенистые волны,
И, опьяненный лихорадкой,
Склонялся в пышные струи.
Бродили тени над лампадкой,
Дрожали радостно-безмолвны
Широкие глаза твои.

По небу облака летят.
Кто гонит их нездешней силой?
Зачем твой жалобно-суровый,
Наивно-милый, детский взгляд
Пророчит мне о жизни новой?
Он здесь, мой вестник белокрылый,
И сны мои летят, летят.

Тебя я встретил в блеске бала.
В калейдоскопе пошлых лиц
Лампадой трепетной мерцала
Живая тень твоих ресниц.

Из пышных перьев опахало,
В руках и на груди цветы.
Но взоры детские склоняла
Так робко и стыдливо ты.

Когда же бального потока
Запели волны, вальс струя,
Как близко вдруг и как далеко
С тобою очутился я!

Как две задумчивые птицы,
Кружили долго мы без слов.
Дрожали тонкие ресницы,
Был сладок аромат цветов.

С тех пор все чаще, в обстановке
Постылой жизни холостой,
Я вижу тень твоей головки
И два узла косы густой.

В толпе чужой, в тревоге светской,
Среди бесчувственных невежд,
Все видится мне профиль детский,
Все помнится мерцанье вежд.

Под дальний бой перепелов
Мечтаю на скамье вечерней,
Слежу за бегством облаков.
Забилось сердце суеверней.

Опять я счастлив и влюблен,
Опять зарею жизнь сгорает.
Гляжу на стройный, легкий клен:
Он мне ее напоминает,

В саду уж смётаны стога.
От яблонь тянет диким медом.
Заря туманит берега.
К ней облака идут походом.

Опять коснулась благодать
Моей души, немой и черствой.
Скиталец сумрачный, опять,
Блаженствуя, любви покорствуй

И знай: всё счастие твое,
Всё упоенье жизни новой –
В ее глазах, в устах ее
И в золоте косы медовой.

<���Н.>

Ты как жасмин. Любимый мой цветок,
Вздыхающий и вкрадчиво и сладко,
Он в сердце льет глухой волшебный ток.
В нем нега томности, в нем страсти лихорадка.

О, нет, недаром схож жасмин с крестом:
Неодолима дышащая сила
И в белых лепестках, и в венчике густом,
Как золотое папское кропило.

Не от него ль, скажи, душистых чистых рос
Живые брызги с летних зорь летели,
Чтоб золотом чуть видимых волос
Вдруг заблестеть на нежном этом теле?

Не умертвит его холодный май.
Июнь его хранит, ленивый и счастливый.
Благоухай, любовь, благоухай!
Ты и жасмин, жасмин и ты – мои вы!