Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

<���На кладбище>. Никита Петрович Гиляров-Платонов (1824— 1887) – философ, публицист, близкий к славянофилам, историк религии, критик западного рационализма. Ср. в «Заметках»: «Сижу у могилы Гилярова-Платонова. Летний вечер. Пьяный молодой рабочие шатаясь, подходит: – "Здесь похоронены подлецы! Положительно одни подлецы! Никита Петрович Гиляров-Платонов! Подлец!.." Вот и Никита Петрович дождался эпитафии от "русского народа"» (НИОР РГБ Ф. 669. Карт. 1. Ед. хр. 12. Л. 124).

«Над крышами клубится дым…». Ср. 3-ю строфу с записью в Дневнике от 27 янв. 1931 г.: «Будущую вечную жизнь за гробом можно сравнить со светом различной силы: кому сто свечей, кому двести, а кому и две. По силе и по заслугам» (Знамя. С. 179).

«Сжат холодный кулачок…». Ст-ние записано в Дневнике в августе 1933 г. после слов «мистические случаи из моей жизни» с последующими словами: «Ах, ты герой, семнадцатого корпуса кавалер» (Знамя. С. 187).

Лермонтов. В дальнейшем свое отношение к Лермонтову Садовский выразил в романе «Пшеницы и плевелы» (опубл. С. Шумихиным: Новый мир. 1993. № 11): «И знаете, кто герой романа? Мартынов <���…> А Лермонтов фигура глубоко комическая. Отсюда невозможность дать его художественное изображение <���…> Отчего бы не посмотреть на мир не только с литературной стороны, а и с человеческой, не с лица, а с изнанки» (Знамя. С. 192).

Пушкин. В 1930-е гг. Садовской «на пробном камне православия» изменил свои взгляды на литературу, в т. ч. и на Пушкина. «Пушкина необходимо преодолеть. Теперь это очень легко», «И то уж мне скучно становится читать даже Пушкина и Фета» (Дневник: 20 февр. 1931,26 июля 1933 – Знамя. С. 178, 185).

Фет. Фет – последнее звено в цепи «отказов» Садовского от прежних привязанностей в свете «перемены сознания» (метанойя), «создания новых мехов»: «Боже, пошли нового вина!», «Прочь, ветхий человек!», «И какая в сущности разница между Фетом и Некрасовым. Да никакой! Это безбожная литература», «Мой путь от Фета к Филарету» (Знамя. С. 183,184, НИОР РГБ. Ф. 669. Карт. 1. Ед. хр. 12. Л. 44).

«Дух на земле – что пленная орлица…». Садовской полемизирует с Фетом во взглядах на искусство, выраженных в ст-нии «Поэтам» (1890):

В ваших чертогах мой дух окрылился,

Правду провидит он с высей творенья;

Этот листок, что иссох и свалился,

Золотом вечным горит в песнопенье.

«Назойливой гурьбой в уме теснятся предки…». Ср.: «"Истоки дней" [задуманная эпопея семи семилетий 1881-1930. – Т.А. ] я писать не буду. Если их иисагъ как следует, это значит повесить на шею плодную змею и питать ее день и ночь собственным телом и кровью… Перетряхивать старый личадеевский и нижегородский сор?.. Хорошо бы пошло дело моего спасения, начни я теперь писать!» (Знамя С. 187). Личадеевский сор – т.е. воспоминания о детских годах (1885-1992), проведенных в селе Личадеево, где А. Я. Садовский был управляющим на губернской «лесной даче» (Записки, с. 116-127).

«Времени тайный размах…»

В дек. 1940 г. Садовской, посылая первые четыре ст-ния Чуковскому, писал: «Разрешая для себя проблему времени, сделал я независимо от Эйнштейна некоторые выводы. Сущность их можно усмотреть в прилагаемых стихах» (Знамя. С. 192-194). Слова «вечный миг» в ст-нии «Июньский вечер; подо мной…» выделены жирным шрифтом и на полях ремаркой: «Мой термин. Потом объясню». Ср. «Заметки» 1932 г.: «Ни времени, ни пространства не существует: их заменяет движение земли вокруг солнца <���…>. Земля, обтачиваясь в беге вместе с моим телом, оставляет цельным мой дух <���…>. В духе заключены и солнце, и земля, и движение, и бесконечность, и он сам». «Тело мое носится вместе с землей вокруг солнца, и этот процесс называется временем. Время будто бы старит землю и меня, но старит не время, которого нет, а самое это движение. Осыпаются, сгорая, атомы земли, с ними мое тело, – но ничто не исчезает, а миллионами живых пылинок ждет неподвижно Архангельской трубы в бесконечных безднах между солнцем и землей». «Поэтому и "времени больше не будет", что тотчас после смерти дух мой оставит землю – и движение, т. е. время, для пего прекратится» (Знамя. С. 181-182).

«В ТВОИХ СТИХАХ МОЕ ТРЕПЕЩЕТ ДЕТСТВО…»

«Тридцатое число. Ноябрь уж исчезает…». «Сентябрьская роза» – ст-ние Фета 1890 г. См. также: Любовьиз кн. «Косые лучи».

«В твоих стихах мое трепещет детство…». Имеется в виду поэзия и проза Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) упоминаются любимые Садовским в детстве произведения «Портрет», «Алеша Попович».

«Я выдержал экзамен; уж на мне…». РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 4. Ед. хр. 5. Л. 8. «15 сентября 1892 г. держал я вступительный экзамен Во второй класс Нижегородского Дворянского института императора Александра II. <���…> С восторгом обновил я форменную одежду: черный с красным воротником мундир и фуражку с витьеватым гербом на красном околыше. На плоских золотых пуговицах сиял нижегородский олень с короной» (Записки. С. 127). «Дунайские волны» – популярный вальс румынского композитора И. Ивановичи (1880).

Учителя

Цикл из двенадцати ст-ний, посвященный учителям Нижегородского Дворянского института Александра II. Все ст-ния написаны в 1942 г. Ср. с «Записками». В альбоме Садовского сохранились портреты этих учителей.

<���Г. Г. Шапошников>. «Директор Гаврила Гаврилович Шапошников держался твердых религиозных и политических взглядов. Он был сторонником телесного наказания. Наказывали виновных в библиотеке в присутствии институтского врача». Восьмеричное «и» – буква ї, в отличие от i (десятиричного), имевшая в древнерусской письменности значение цифры 8.

<���А. А. Аллендорф>. «Старик – инспектор Аллендорф, высокий представительный немец со вставными челюстями, не любил меня за своевольство и шаловливость… особенно за то, что я нарушил данное ему слово до 25-ти лет не писать стихов». Bin zides Hundchen… – вероятно, искаженное «Bin sie des Hundchen» – «Если бы я был собачкой». Благодарю за эту справку Е. В. Витковского.

<���Н. Н. Костырко-Стоцкий>. «Н. Н. Костырко-Стоцкий, прекрасный педагог, по наружности настоящий математик: в очках, сухой, с длинным носом».

<���А. П. Никольский>. «А. П. Никольский, талантливый словесник, сгубивший себя слабостью к вину. С нами он обращался круто: кричал, выгонял из класса, ставил в угол. Маленький, толстый, красный, руки в карманах, Никольский вполне оправдывал данное ему прозвище Самовар».

< И. М. Голан>.«Из классиков видную фигуру являл Иван Михайлович Голан… с величавыми приемами и властной походкой. В классе у Голана сидели смирно: лишних разговоров он не любил. "Вынимайте книги упражнений"…Впрочем, давались иногда и посторонние объяснения: "Бактерия; палка; бактерия"». Приведенный факт описан также в повести «Побеги жизни» (1913).