Диего Марадона - Я - Эль Диего

Он жил на реке и знал все ее секреты. И знает их до сих пор. Там у него было всё то, что ему нравилось и то, что нравится мне теперь: рыбалка, асадо3 и футбол. Никто никогда не сделает такое великолепное асадо как мой старик. И как мне всегда рассказывали, он действительно хорошо играл в футбол, управлялся с мячом как погонщик с мулом. Когда же Тота его позвала, он отправился в Буэнос-Айрес чтобы найти работу. И нашёл её… На мельнице Тритумоль он работал с четырех утра до трех часов дня.

Каждый устраивается так, как может. Это было нелегко, а? Совсем нелегко. Сначала они снимали маленький домик. Затем они поменяли его на другой, еще меньше, но лучше. И, наконец, перебрались в собственную развалюху из жести, дерева и кирпича, недалеко от пересечения улиц Асамор и Марио Браво. Этот домик сохранился и до сего дня, почти в своем первозданном виде. Здесь родились Эльса, Мария, потом я, Рауль (Лало), Уго (Турко) и Клаудия (Кали).

Нужно было очень много работать для того, чтобы прокормить столько ртов. Нужно было много работать, и мой старик работал, убивая себя. Поэтому я старался пакостничать как можно меньше, но… Иногда ему удавалось заработать, он покупал мне новые ботинки, но я разбивал их тут же, потому что играл в футбол целый день. От обиды можно было заплакать! И мы действительно плакали, потому что после того, как я их разбивал, мой отец обязательно давал мне довольно ощутимую затрещину. Но я рассказываю это не для того, чтобы поставить такой метод воспитания ему в вину… Тогда были другие времена и другие традиции… У моего старика не было времени со мной разговаривать! И в таком случае он должен был лупить меня. У него не было времени говорить со мной, как оно есть сейчас у меня для того, чтобы сказать Дальме или Джаннине: «Иди сюда, я хочу объяснить тебе это». Мой отец должен был спать, пусть даже и урывками, так как на следующий день он шел к четырем утра на работу. Я рассказываю это для того, чтобы все знали, что есть много семей, вынужденных жить так, и жизнь в этих условиях послужила мне хорошим уроком. Сегодня я признаюсь себе в том, что мой отец, дон Диего, является самым хорошим человеком из всех, что я знаю, и повторяю это для всех, для него и для Тоты.

Это то, что я хочу вам передать: я закалился и стал более крепким, поскольку жил во Фьорито, но ощущения никогда не поменяются. И они не изменят меня. Я хочу передать всем, что те кумиры и идолы, которым люди поклоняются в своих домах, живут рядом с ними и такие же люди из плоти и крови как они сами. Они не на телеэкранах и страницах журналов, они здесь… Поэтому я всегда говорю, что я не собираюсь быть примером для подражания. Разве что только для моих дочерей; только им я должен, и только они могут меня судить.

И правда то, что благодаря моему старику я никогда не был голодным. Поэтому у меня были крепкие ноги, несмотря на то, что сам я выглядел довольно субтильным. В соседних домах дети ели не каждый день, и по этой причине уставали раньше меня. В этом плане я выгодно отличался от остальных. Я никогда не думал, слышите — никогда, о том, что рожден для того чтобы играть в футбол, что со мной будет происходить то, что потом произошло. Я мечтал, в частности о том, что меня покажут по телевизору, а когда я был уже более известен, то сказал, что мечтаю о том, чтобы сыграть на Мундиале и стать чемпионом мира в составе сборной Аргентины. Но спросите любого — в то время об этом мечтал каждый аргентинский мальчишка. Я чувствовал, что с мячом я отличаюсь от остальных, и с мячом я выходил победителем из любой сложной ситуации.

Мы всегда играли по другую сторону от дома, на Семи Полянах. Это были огромные поля, некоторые из них имели ворота, а другие нет. Семь Полян, если бы вы были таким комплексом, которые есть сейчас, с синтетическим покрытием и прочими удобствами! У тех полей не было и в помине ничего такого, но нам они казались самыми прекрасными. Когда мы начинали носиться, поднималась такая пылища, что создавалось впечатление, будто мы играли в тумане на «Уэмбли».

Одно из этих полей принадлежало клубу моего старика «EstrellaRoja» («Красная Звезда»), на котором я иногда играл. Другое находилось в собственности «TresBanderas» («Трёх Знамён»), команды отца моего друга, Гойо Каррисо. «Красная Звезда» против «Трёх Знамён» это как «Бока» против «Ривера»! Наверное, для тех времен было обычным делом, когда отцы, которые без ума от футбола, заставляют играть своих пареньков за свои команды, и иногда — за деньги. Матч между этими командами был настоящим «класико»4 района. Но с Гойо мы всегда были в хороших отношениях. В таких хороших, что однажды, в середине 1969 года в школе, где мы были товарищами по классу, он мне сказал:

— Диего, в прошлую субботу я был на тренировке «Архентинос Хуниорс», и мне сказали, чтобы я привел мальчишек на просмотр. Хочешь пойти?

— Не знаю, я должен спросить своего отца. Не знаю…

На самом деле я знал, что если попрошу своего отца, чтобы он меня туда отвел, он должен будет потратить деньги на билет и выкроить время из своего короткого отдыха. И это обстоятельство охлаждало мой пыл. Но как это всегда происходило, если я хотел о чем-либо поговорить с отцом, то рассказывал об этом маме… И Тота, как всегда, поведала об этом отцу и оказалось, что он согласился сводить меня на просмотр и посмотреть, что из этого может выйти. Узнав об этом, я понесся к дому Гойо быстрее, чем Бен Джонсон. До него было что-то около трёх километров, я пробежал Семь Полян, примчался туда на последнем издыхании и сказал: «Гойо, я иду, иду, мне разрешили! Когда это будет?». Оставалось всего несколько дней, но для меня они тянулись словно столетие.

С моим отцом мы нашли Гойо и Монтаньиту, другого паренька из нашего района, который также хорошо играл в футбол. Из Фьорито на просмотр отправилась целая куча детей, но мы втроем пошли вместе и в итоге взяли всех нас троих.

Даже сама поездка была приключением. Я впервые в своей жизни отправился по пути, который потом проходил тысячи раз. Из Фьорито мы выехали на «зелёном», как мы называли 28-й автобус, и в Помпейе пересели на 44-й для того, чтобы добраться до Лас Мальвинас, где тренировались «Архентинос». Для меня тогда перебраться через мост Альсина было равнозначно переходу через Манхэттенский мост. Когда мы добрались до Лас Мальвинас, с неба лило так, что нам не разрешили играть, заявив, что нужно беречь газон. Какое разочарование! Думаю, что если бы дети начали плакать, они бы залили слезами всё вокруг. Тогда Франсис, чудо-человек, заправлявший там всеми делами, сказал: «Не выдумывайте проблем на свою голову, сейчас мы возьмем колымагу дона Яйо и отправимся на стадион «Парке Сааведра», где сможем играть».

Франсис — это Франсиско Грегорио Корнехо, основатель «Лос Себольитас» («Луковок»), группы мальчиков 60-го года рождения, собранной для того, чтобы к 14 годам «Архентинос Хуниорс» могли сделать их своей собственностью и заявить для участия в первенстве 9-го дивизиона. А дон Яйо — это Хосе Эмилио Тротта, его помощник примерно того же возраста, который развозил нас на своем грузовичке.

Читать дальше