Диего Марадона - Я - Эль Диего

БОРЬБА

Кубок Америки-87 и -89

Я чувствовал, что сборную все время предавали.

Когда, наконец, я отправился отпуск в Полинезию после чемпионата мира-86, как я это обещал Клаудии, окружающее виделось мне в розовом цвете. Я ошибался, как же я ошибался!.. Нет, с Клаудией у нас все было прекрасно, великолепные пляжи, мы предавались пороку прямо на них, чем повергли в ужас отдыхавших там голландцев, и количество розданных мной автографов было не таким большим, как это можно было бы себе представить. Проблема заключалась совсем в ином: она была в транспаранте, который появился на трибуне стадиона «Ацтека» после финального матча. На нем было написано: «Извини, Билардо, спасибо». Извини, спасибо? Тогда я понял, что наша сборная, несмотря на то, что является сильнейшей в мире, по-прежнему остается одной из самых преследуемых и незащищенных.

В «Наполи» дела у меня шли хорошо, мы были на пути ко второму «скудетто» и также успешно выступали в Кубке Италии. Все дело было в сборной Аргентины. Полгода спустя после круга почета на мундиале мы все еще пытались получить полагавшиеся нам премии. Тогда я очень разозлился и слал одно за другим гневные послания из Италии. Организовали несколько товарищеских встреч якобы для того, чтобы выплатить нам долги, но никто об этом меня не предупредил, никто со мной не посоветовался… Я хотел играть во всех матчах сборной, как это было всегда, но в то же время хотел добиться уважения к ее капитану и ее футболистам, которые совсем недавно выиграли мундиаль. Это все детали, но детали важные: так, например, когда Билардо за полгода до Кубка Америки-87, проходившего в Аргентине, спросил меня, хочу ли я играть за сборную, я сказал «да», несмотря на то, что прекрасно понимал, в каком состоянии я буду пребывать после изматывающего сезона. В отличие от него Грондона ничего мне не сказал, видимо, так как считал, что после победы на чемпионате мира все и так было предельно ясно. Я хотел быть абсолютно честным: когда моим товарищам по сборной нужен был ответ Марадоны, они его получали, хотя некоторые нас считали «песетерос», мздоимцами — как говорят в Испании, людьми для которых на первом месте стоят деньги. Мы хотели добиться того, чтобы наши права уважали, ничего больше, но тогда появлялись всякие моралисты: «Как это так? В такой стране как Аргентина они хотят легко зарабатывать деньги?». Нет, нет и еще раз нет, ничего подобного: в Мексике я играл, ни на секунду не задумываясь о деньгах, просто один договор, на мой взгляд, так и не был выполнен… И я также завелся, когда Бочини заявил, что без должного вознаграждения он не чувствует себя чемпионом мира.

Обо всем этом мы беседовали с Грондоной на одной из встреч, которая состоялась в Риме в марте 1987 года. Мы оба, Хулио и я, разошлись не на шутку, но в конце концов поняли друг друга. Он ответил на все вопросы, которые я ему задал. Тем вечером сборная Аргентины проводила товарищеский матч с «Ромой» и проиграла. А я вновь начал свою борьбу: нужно было воссоздать здание из руин.

В середине года, когда сезон в Европе уже завершен, я был выжат как лимон, но зато собрал все возможные титулы: чемпион мира, чемпион и обладатель Кубка Италии в составе «Наполи», чего не происходило в кальчо в течение последних пятнадцати лет. Я был выжат и чувствовал себя чемпионом, но не мог сказать, что чувствовал себя счастливым, если подходить к этому исключительно с футбольной точки зрения. Я не отрицаю, что злорадствовал по поводу тех, кто заявлял, что я ничего выигрывал в своей жизни — где теперь они были вместе со своими словами? Но я был очень расстроен по поводу того, что сборная снова должна была начинать все сначала, начинать под пристальным взглядом журналистов и болельщиков.

Что случилось? Ничего, если не считать того, что 10 июня 1987 года мы сыграли товарищеский матч со сборной Италии в Цюрихе и проиграли 1:3… Вместе с этим на нас вновь обрушилась критика, появились сомнения в нашей силе… Я помню те дни так, как будто это все было сегодня. Тогда я встретился с Пеле, но не для того, чтобы устроить полемику, каждый оставался при своем мнении. Я сказал только: «Я никогда не хотел быть более великим, чем он», мы обменялись рукопожатиями и сфотографировались вместе с Альтобелли, капитаном сборной Италии. Единственное, что в том матче подарило мне положительные эмоции, это то, что я познакомился с Кани, Клаудио Паулем Каниджей. Мой брат Турко несколько раз тренировался вместе с ним, и отзывался о нем с восхищением, да так, что стоило мне увидеть Каниджу, как я сказал ему: «Я тебя очень хорошо знаю, и мы должны понять друг друга». Однако Билардо выпустил его на замену вместо Сивиски, когда до финального свистка оставалось только пять минут. И тогда я почувствовал, что не за горами новые споры и новые ссоры, ведь Кани для меня — самый близкий друг.

Дело в том, что журналисты нас долбили без всякой жалости, и это меня очень расстраивало, я до сих пор чувствую эту боль; вернулись призраки прошлого, и мы вновь были теми, кто не мог никого обыграть. Никто не мог принять то, что мы все начинали заново, с новичками в составе. Я сам хотел, но не мог. Тогда я сказал: «Я хотел поговорить с Фунесом, и у меня не получилось. Я кое-что читал о нем, не больше. И я не мог обратиться к нему «Хуан», понимаешь? И то же самое в случае с Гойкоэчеа — я обращался к нему «Гойкоэчеа» вместо «Гойко» или «Серхио». А с Сивиски? Я никогда не видел его в деле, я ничего о нем не знал, как и об этом смельчаке Эрнане Диасе… Ты видел, насколько дерзок этот тип? Ладно, мне их представили в Цюрихе. Теперь, когда мы закрылись в Эсеисе на подготовительный сбор к Кубку Америки, я подумал, что все будет иначе. И, смотри, это не оправдание того поражения. Оправдания меня не интересуют, я по-прежнему считаю, что в первом тайме матча с Италией мы были просто никакими…». Вот в таком состоянии мы и прибыли на Кубок Америки.

Я чувствовал себя уставшим, но, в первую очередь, не физически, а морально. Со времени моего полинезийского отпуска я не знал отдыха. Перед начало этого турнира мы проводили товарищеский матч с Парагваем для того, чтобы пополнить фонды Профсоюза аргентинских футболистов. Но я не смог принять в нем участие потому, что у меня уже не было больше сил… Меня просто загнали! Чтобы хоть как-нибудь помочь общему делу я купил часть входных билетов на свои деньги и раздал их тем, кто не мог этого сделать. Но я не мог понять и не мог принять то, что на матч с участием сборной-чемпиона мира, с Марадоной или без него, пришло всего лишь 10 000 зрителей. Я не верил своим глазам! Пусть я чувствовал себя мертвым, но даже в таком состоянии я хотел играть на Кубке Америки, хотел выиграть хоть что-нибудь в моей стране и для моей страны, чтобы нас признали раз и навсегда. Увы, ничего из того, о чем я мечтал, так и не вышло.