Диего Марадона - Я - Эль Диего

Тем временем ребята уже влезли в этот бардак, и Руджери связался с Грондоной, чтобы посмотреть, что будет, и попросить его разрешить мне выйти на поле, так как об этом уже было объявлено, и мы бы заработали больше денег. Грондона ответил ему неласково, очень неласково, хотя потом и захотел объясниться. Сперва он сказал ему, что ни за что не разрешит мне выйти на поле, а затем сообщил, что он предлагал семье Фунеса 50 тысяч долларов, чтобы оплатить больничные счета. И добавил, что матч состоится в июле, когда закончится моя дисквалификация. В довершение ко всему он заявил: «Диего не может играть. Если он это сделает, платить за последствия будете вы».

Руджери отправился в отель «Elevage», где находились все футболисты, которые должны были принимать участие в этом матче. В общей сложности нас был 41 человек. Когда Руджери пересказал свой диалог с Грондоной, Наварро Монтойя сказал мне: «Диего, теперь ты просто обязан сыграть, обязан как никогда». По ходу собрания я не произнес ни единого слова, только внимательно слушал Руджери, но после этих слов я сказал немного дрожащим голосом: «Да, я буду играть, и мы порвем им задницу».

Некоторые, как например, Диего Латорре, побледнели. «А что будет с нами?» — спросил он, напуганный до смерти.

С нами ничего не могли поделать, ничего: судья Рикардо Калабрия не имел никакого отношения к АФА, так как уже закончил свою карьеру, равно как и его помощники. Необходимую страховку оплатила не федерация, а моя фирма «Maradona Producciones», которая еще и напечатала входные билеты. Матч также организовал я, а не АФА. Вот так мы вышли вместе из отеля и направились на стадион «Велеса». Игра состоялась, и я вновь был там, на поле, с мячом. И вместе с людьми.

То, как поступил Грондона, выглядело ударом по яйцам; он предлагал 50 тысяч долларов за то, чтобы я не выходил на поле. Тогда я ответил ему жестко, как мне сейчас кажется, чересчур жестко. Но, тем не менее, я сказал это: «Авеланжа, Блаттера и прочих начальников никто не будет оплакивать в Аргентине, когда они умрут». И добавил: «Пока Грондона является президентом АФА, я ни за что не вернусь в сборную». Это были очень жесткие слова, но они шли от самого моего сердца.

В раздевалку пришли все, включая руководителей, которые были испуганы сильнее, чем кто-либо, потому что боялись остаться без игроков. Сейчас я думаю, что это пошло им на пользу: все поняли раз и навсегда, кто настоящие хозяева спектакля.

Когда я вышел на поле, меня пробрал озноб. Стоял хмурый вечер, небо было затянуто тучами, но на трибунах собралось полно зрителей. В итоге мы получили более 100000 долларов прибыли, и это только от продажи билетов. С учетом рекламных поступлений наш совокупный доход перевалил за 200000 долларов, и все это пошло семье Фунеса для того, чтобы оплатить его пребывание в санатории и продолжить строительство футбольной школы, названной в его честь.

Как только я ступил на газон, то правой рукой сразу же поприветствовал «инчаду» «Боки», они не могли позволить себе упустить возможность посмотреть на меня. Но там были не только болельщики «Боки», там были все любители футбола. Они обожали меня до смерти, они не сделали бы мне никакой гадости. Я был очень взволнован, очень, поскольку ничто не могло заставить меня забыть о Хуане… Хуан остался бы доволен этим матчем, потому что мы надрали задницу власть имущим, которые считали себя хозяевами всего на свете, а на самом деле им ничего не принадлежало.

Между делом, я сыграл довольно хорошо: забил два мяча и сделал голевой пас Альберто Акосте. В итоге моя команда, выступавшая в синих футболках, одержала победу со счетом 5:2. Я покинул поле за несколько минут до финального свистка, чтобы перевести дух и сказать: «Сегодня футболисты вновь начали верить в свои силы». И я сам в это верил, ведь мы победили самого могущественного соперника из всех существующих. Мы победили власть.

Для меня в тот вечер Кубок мира, который я когда-то выиграл, был подтверждением моей правоты, поддержкой для моих партнеров, игроков. Мы выступили против зла, играя в мяч, и в итоге власть имущие были вынуждены сдаться.

Я начал потихоньку тренироваться, сперва с доктором Патрисией Санхенис, которая потом свалила, потому что стала рассказывать всем обо мне. Я впервые в жизни был на курорте Марисоль, расположенном в 550 км к востоку от Буэнос-Айреса, неподалеку от Трес Арройос. Туда я приехал в январе 1992 года, и там-то все и началось. В феврале я провел свой первый матч после дисквалификации. Эта благотворительная встреча — я выступал за «Амигос де Марисоль» против «Меркадо Лос Тигрес» в присутствии пяти тысяч зрителей, все из близлежащих деревень — была организована для того, чтобы помочь детям-инвалидам, и именно тогда я забил свой первый мяч как футболист, которому было запрещено играть. Наградой мне была тысяча поцелуев от больных, но счастливых детей. Счастливых, как никто другой.

После этого и также после того знаменитого матча в честь Фунеса я вновь надел форму для участия в благотворительном матче — на этот раз в Посадас, Мисьонес, чтобы помочь местной больнице. Такой была моя жизнь, таким образом я мог продолжать оставаться в футболе. Помогая другим, что в то же время было способом помочь мне самому.

Если я и чувствовал себя отдалившимся от чего-либо, то это от Неаполя и «Наполи». В те дни они присылали сообщения о том, как они ждут моего возвращения 1 июля, когда закончатся мои страдания. Я начал думать о возможностях избрать другой путь, когда настанет этот момент, ведь мучения не могли быть вечными.

В субботу, 4 июля, три дня спустя после моего… освобождения от оков ФИФА, я собрал свою команду и отправился в имение Эль Сосьего, которое принадлежало дону Антонио Алегре, президенту «Бока Хуниорс» и находилось в трехстах километрах от столицы. Там и в тот же самый день я и начал мой путь назад, мое возвращение в футбол. Я хотел сменить клуб и уйти из «Наполи». Куда? Меня вновь приглашали в «Марсель», но Бернар Тапи начал терять свои позиции; он потерял «Адидас» и выбыл из состава правительства. Однако, это был хороший шанс: я искал тишины и покоя, и французский футбол мог мне их дать.

Другим вариантом был «Бока Хуниорс», но здесь все упиралось в деньги. Нам требовалось поднять на ноги мертвого, который был в таком состоянии на протяжении целого года, а в «Боке» не было подходящих условий. Единственным выходом было появление какого-нибудь инвестора.

Открыть передо мной двери мог и какой-нибудь другой европейский клуб, например, «Реал». Или «Севилья». Правда, только потому, что туда прибыл Карлос Билардо и через Маркоса Франки он отправил нам послание следующего содержания: «Посмотри, можешь ли ты что-нибудь сделать, так как для Диего это было бы неплохим местом. Там не давят на психику, не требуют «золота». Хотя с ним можно было бы выиграть все. Не знаю, посмотри, ты знаешь, что я хочу для него только хорошего».