М. Колесникова - Рихард Зорге

Японской контрразведкой были составлены подробные списки «американцев», куда попал Мияги, а также многие его друзья, рассеянные по Хонсю. За каждым установили самый бдительный надзор. Первой вызвала подозрение некая Китабаяси из города Канагава, префектуры Вакаяма, шестидесятилетняя портниха, вернувшаяся из Америки в 1936 году. До начала 1940 года она проживала в Токио, но потом неизвестно почему переехала в префектуру Вакаяма. Оказывается, из США к ней пожаловал муж Есисабуро! Что могло задержать мужа на целых четыре года в США? Уж не подбросили ли ей помощника? На Китабаяси и раньше поступали доносы: она проявляет излишнее любопытство в разговорах с заказчицами. В Токио она считалась модной портнихой, в числе ее клиентов были жены генералов и других высокопоставленных лиц. Тайная полиция заинтересовалась прошлым Китабаяси Томо. Выяснилось, что одно время она состояла в обществе пролетарского искусства в Лос- Анджелесе и чуть ли не в компартии. А потом вдруг заделалась адвентисткой седьмого дня, стала верить в пришествие Христа. Все это наводило на размышления. Конечно же, Китабаяси связана с американской разведкой! Во всяком случае, это следует проверить. Были опрошены адвентисты. К Китабаяси иногда приезжает из Токио некто Мияги, ее бывший квартирант в Лос-Анджелесе. Очень приятный человек лет сорока. Болен чахоткой…

Китабаяси Томо и ее мужа Есисабуро арестовали 28 сентября 1941 года. Томо и не собиралась отрицать, что хорошо знает художника Мияги. Разве есть что- нибудь предосудительное в знакомстве с собственным квартирантом?.. За домом Мияги установили наблюдение. Каждый шаг художника фиксировался. А он даже не догадывался ни о чем. Продолжал встречаться с Одзаки. Разумеется, он соблюдал необходимые меры предосторожности. Но сейчас любой его поступок, даже самый незначительный, казался полиции подозрительным. От Мияги ниточка вела к Одзаки, от эксперта – к Зорге, от Зорге – к Максу и Вукеличу. Двенадцать дней тайная полиция прослеживала, с кем общается художник.

Контрразведка, конечно же, в первую голову занялась активным изучением всех иностранцев; за иностранцами шли все вернувшиеся в разные сроки в Японию из-за границы, потом близкие знакомые всех этих лиц. А так как Мияги общался со многими, то в список попали главным образом те, кто никакого отношения к организации не имел. Одзаки хоть и попал в список, но его кандидатура вызвала у контрразведки глубокие сомнения: друг принца Коноэ, член «группы завтрака». Правда, за экспертом установили строгий надзор, но арестовывать его пока не решались. Однако от наблюдательного Мияги не ускользнуло, что за ним установлена слежка. Кто-то побывал в квартире в его отсутствие, рылся в бумагах. Художник кинулся к тайникам: секретное донесение, подготовленное для Зорге, исчезло! Все погибло… Бежать, скрыться, предупредить…

Когда в дверь требовательно постучали, Мияги не отозвался, а перешел в комнатушку, служившую мастерской. Здесь лежали атрибуты древнего самурайского убранства, кривые мечи, кинжалы, сабля катана. Мияги схватил кинжал и стал ждать. Сейчас его схватят, будут истязать… Не все ли равно, когда умереть: на несколько месяцев раньше или позже?

В мастерской появились рассвирепевшие полицейские. Мияги, не раздумывая больше, сделал по древнему обычаю харакири – символ глубокого презрения к врагу.

Он был еще жив, и его увезли в больницу при полицейском управлении. А в квартире устроили засаду. В больнице Мияги удалось доползти до открытого окна и прыгнуть с третьего этажа. За ним прыгнули два полицейских: один из них разбился насмерть, другой покалечился; и лишь Мияги отделался ушибами. Смерть не принимала его.

15 октября к дому Одзаки подкатила полицейская машина. Еще неделю назад было установлено, что эксперт тайно общается с иностранным журналистом Рихардом Зорге. Арест Одзаки произвели не без прямого указания генерала Тодзио. Генерал шел к единоличной власти и дал приказ тайной полиции собирать данные, компрометирующие принца Коноэ. Так он надеялся быстрее свалить своего противника. Причастность друга принца Одзаки к иностранной, возможно американской, разведке ляжет черным пятном на весь кабинет Коноэ.

Военный министр генерал Тодзио стоял во главе наиболее агрессивных кругов, мечтающих немедленно развязать войну против США. А Коноэ медлил, вел бесконечные переговоры. Начальник контрразведки доложил генералу Тодзио: в Японии существует подпольная агентурная сеть некой иностранной державы. В нее входят:

Одзаки, немецкий журналист Зорге, коммерсант Клаузен, корреспондент агентства Гавас Вукелич и, возможно, художник Мияги; кроме того, задержан ряд подозрительных лиц, по-видимому связанных с организацией. Передачи ведутся из квартир Зорге, Вукелича, Клаузена.

У военного министра не было времени выяснить, заблуждается ли начальник контрразведки или не заблуждается, он приказал арестовать иностранцев. Если эти лица окажутся немецкими агентами, тоже большой беды нет: лишний повод уличить Гитлера в коварстве и мотивировать свой отказ от выступления против России.

…Теперь, когда дела в Японии были закончены, Зорге обдумывал, как эвакуировать группу на материк, подальше от японской полиции. Все сразу покинуть страну они не могли. Это вызвало бы подозрение, и их могли схватить на пароходе или же в порту. Зорге мог бы срочно вылететь якобы в Германию. Но он не имел права исчезать первым. Вукелича могло отозвать агентство Гавас. Свободному коммерсанту Клаузену оставалось сослаться на какой-нибудь выгодный контракт, требующий поездки на континент. Конечно, на подготовку всех этих мероприятий требовалось время. И случилось так, что в самый ответственный момент Рихарда подкосила болезнь.

Разведчик лежал, погруженный в забытье. Иногда приходила японка Исии Ханако, приносила лекарства. Ее игра на гитаре-семисене успокаивала Рихарда. С этой молодой японкой Рихард познакомился несколько лет назад. Тогда он отмечал день своего рождения в баре-ресторане «Золото Рейна». Ханако пела перед гостями. То был ресторан высокого класса, содержал его немец-эмигрант Кетель. Сюда брали только талантливых артистов. Тоненькая, грациозная Ханако казалась символическим воплощением этой удивительной страны Японии. На ней было светло-серое кимоно, перехваченное голубым поясом с огромными бантами. Пучок серебряных цветов дрожал в ее черных волосах. Грустная островная мелодия навевала воспоминания. Зорге поддался очарованию голоса Ханако. Он понял: перед ним истинный талант. Потом они встретились.

«Где вы учились?» – спросил Рихард.

«На курсах медсестер, – ответила она. – Работала в больнице».