Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

Рихард Зорге — один из самых известных разведчиков эпохи Второй мировой войны. В СССР с середины 60-х годов он даже до некоторой степени стал культовой фигурой и остается таковой и в сегодняшней России. Существует одна довольно забавная закономерность. Самыми знаменитыми становятся те шпионы (или разведчики, кому как нравится), которые провалились, в связи с чем и была обнародована информация об их деятельности. А вот о тех разведчиках, которые не провалились, достоверная информация зачастую публикуется лишь через много десятилетий, а то и столетий после их смерти.

Зорге и его товарищам не повезло в том смысле, что почти все они были арестованы, и некоторые из них, в том числе и сам Зорге, поплатились за свою работу жизнью. Но им повезло в плане посмертной славы. Поскольку и Зорге, и его соратники дали очень подробные показания, которые были задокументированы и сохранились до наших дней, а вскоре после войны нашли свое отражение в беллетризованных и документальных книгах, имя Рихарда Зорге узнал весь мир.

Пожалуй, даже легендарная „Красная капелла“ не имеет столь обширной опубликованной документальной базы, как группа „Рамзая“. Ведь многие документы, касающиеся советской разведывательной сети в Европе в годы Второй мировой войны, до сих пор остаются под грифом „секретно“ и в российских, и в германских архивах. О Зорге же опубликовано почти все.

И из доступных нам материалов, если подойти к ним объективно, перед нами предстает пусть не кристально чистый образ рыцаря без страха и упрека, но по-своему очень привлекательный, живой герой. Тому идеальному образу разведчика, который старательно лепила из Зорге советская пропаганда после 1964 года, когда в Москве официально признали его героем, мешали неумеренное пристрастие Рихарда к алкоголю, а также его беспримерные подвиги на любовном фронте. Но в целом перед нами встает человек весьма привлекательный, со своими страстями и проблемами, но сохранивший на всю жизнь веру в марксизм и преданность как Германии, так и Советскому Союзу, а также обладавший незаурядным аналитическим умом и бесстрашием. Вопреки распространенному мнению, Зорге никого не предавал и стал давать показания только тогда, когда в руках следствия уже были обширные показания его товарищей. И не признаваться, что он работал на Коминтерн и Москву, у него уже не было никакой возможности.

Не стоит преувеличивать значение информации, поступавшей от Зорге, а также его влияние на японскую политику. Но не стоит и приуменьшать ее уникальность. Даже имея своего человека в окружении главы японского правительства, „Рамзай“ вряд ли мог влиять на курс политики японского кабинета. Однако поступавшая от Зорге информация позволяла Москве держать руку на пульсе японской политики, в том числе в первые, самые трудные месяцы Великой Отечественной войны. И, добавлю, столь разветвленной и эффективной разведывательной сети в Японии, работавшей без провалов целых восемь лет, в то время не имела в Японии ни одна разведка в мире.

Детство у нашего героя было счастливым и безоблачным. Рихард Зорге родился в семье немецкого инженера Густава Вильгельма Рихарда Зорге, занимавшегося нефтедобычей на фирме Нобеля на Бакинских промыслах, человека довольно состоятельного. Это произошло 4 октября 1895 года в поселке Сабунчи Бакинского уезда. Отметим, что в автобиографии Зорге указывал, что родился в Аджикенте (Елизаветпольская губерния, ныне — район в составе города Гянджа), но большинство биографов сходятся на Сабунчи как месте рождения будущего великого разведчика. Мать Рихарда была второй супругой Густава Зорге. Ее звали Нина Степановна Кобелева, и она была дочерью русского железнодорожного рабочего. Нина была младше мужа на 15 лет. Отметим, что двоюродный дед Рихарда, Фридрих Адольф Зорге, являлся одним из руководителей Первого Интернационала и секретарём Карла Маркса, а также видным деятелем американского рабочего движения. В автобиографии 1927 года Рихард Зорге писал: "Семья моего отца является семьей потомственных интеллигентов и в то же время семьей со старыми революционными традициями. И мой родной дед, и оба моих двоюродных деда, в особенности Фридрих Адольф Зорге, были активными революционерами накануне, во время и после революции 1848 г.". Однако отец Рихарда революционных традиций семьи ни в коей мере не воспринял.

Отец Густава Вильгельма был хирургом, а его более дальние предки — фармацевтами. Густав же сам стал специалистом по глубокому бурению, изучал нефтедобычу в Америке, и эта специальность позволяла ему без труда зарабатывать на хлеб с маслом. В 1877 году Густав Зорге переехал из Америки в Баку для организации на механическом заводе Отто Ленца мастерской по созданию буровой техники. При этом основным направлением его деятельности было создание промышленно-разведочной техники глубокого бурения. Как писал автор беллетризованной биографии Рихарда Зорге Ганс Отто Мейснер о его отце, "он привез свою жену на юг России в Баку, потому что русскому царю нужна была нефть и он платил большие деньги тем, кто находил ее".

В 1898 году здоровье Густава Вильгельма Рихарда Зорге ухудшилось. Влажный бакинский климат был не для него. И Зорге-старший решил вернуться с семьей в Германию, благо денег он заработал уже более чем достаточно. В 1902 году Рихарда отдали в повышенное реальное училище в берлинском Лихтенфельде.

Семья Зорге поселилась в комфортабельной части Берлина Ланквице (район Штеглиц), где проживали представители среднего класса, на улице Моцартштрассе, 29.

Восьмилетний Рихард Зорге с семьей

Густав Вильгельм собирался заняться научной работой, но, когда банк "Дисконто-Гезельшафт", заинтересованный в его знаниях положения дел в России, в частности в Баку, и его языковых знаниях (инженер свободно владел английским и русским языками), предложил ему стать директором, он согласился — это обеспечивало семье безбедное существование. Так, в 1900 году он составляет для банка отчет о положении румынской нефтяной промышленности, а ранее о бакинских нефтяных промыслах.

Что касается убеждений Густава Вильгельма, то сам Рихард называл отца "националистом и империалистом". Отец заботился об их образовании и кругозоре, мать же старалась, чтобы дети не забыли о своей второй родине — России.

Дома они говорили на двух языках, русском и немецком, но предпочтение отдавали русско-кавказской кухне.

Зорге вспоминал в "Тюремных записках": "Я остро переживал, что родился на южном Кавказе и был привезен в Берлин в очень раннем возрасте.